Владимир Корнилов - Стихи (сборник)

Чья-нибудь сильная воля

И отведет все напасти

Палкой и голосом зычным,

Словно все дело в начальстве,

А не в достоинстве личном.

11

Отчаянье, голод и холод —

Каких еще надо дрожжей?

Села не осталось, а город

Обстали заставы бомжей.

Не видно конца безобразью,

Испуг переходит в недуг,

И старославянскою вязью

Украшен тевтонский паук.

Какая нам выпадет клетка,

Укажут уже не в Кремле,

И не президент, а рулетка

Рулит, примостясь на руле.

12

Как в такой круговерти помочь тебе, если

Я не врач, а всего лишь боль?

И от боли все чувства бесследно исчезли,

Только горечь во мне и любовь...

Чем тебе помогу, если плоть я от плоти,

Отпрыск долгой твоей тоски?..

На песке, на снегу да еще на болоте

Возводил все свои стихи...

И смогу ли помочь, если дряхлый, ледащий,

И дела мои не в дугу:

Не сегодня, так завтра сыграю в ящик...

Чем же я тебе помогу?..

И неужто, от ужаса и сумасбродства

Обменяв Авось на зеро,

Ты оставишь себя и свое первородство,

Да и душу свою в казино?..

13

Отчего, господа сограждане,

Снова страшно и тяжело?

А ведь все, что желалось каждому,

Состоялось, произошло!

Но тот шанс, что дала история,

Прозевали и в этот раз:

Либо хапали, либо спорили,

И Авось нас уже не спас.

Но не каялись, не закаялись

И нацелились не туда...

Надвигается апокалипсис.

Ставки сделаны, господа...

СТИХ

Кто его родня? Гитара? Лира?

Песнопение или молитва?

Или он изгой, проклятье мира,

И с ним рядом петля и поллитра?

Выскажусь, предтечам не переча.

Он — дитя не лиры, не гитары,

Не молитвы. Он лишь точка встречи

С тем, что никогда не прилетало.

2001

НЕЗАДАЧА

Кто не мастер — несчастен

И удачи лишен.

К жизни он непричастен,

От нее отрешен.

Неспокойно, негордо

Ходит он по земле,

Потому что при ком-то,

А не сам по себе.

А уж бед и напастей

Нипочем не избыть,

Как возжаждет немастер

Вдруг за мастера слыть...

Не от той ли причины

Полпланеты встрясло?!

А ведь все получил бы,

Возлюбя ремесло,—

Трезвость веры и мысли,

Повседневную высь.

И бессмертье при жизни,

И посмертную жизнь.

Только жаждет он снова

Не добра, а вранья,

И рыдает в нем злоба,

Как мотор без ремня.

1968

ВЯЗАЛЬЩИЦА

Кто она — черту известно.

Взор из-под челки сердит.

Вечно напротив подъезда

С вечной работой сидит.

Выйду — посмотрит подробно,

Строчку заполнит крючком,

И отчего-то под ребра

Вновь саданет холодком.

Бред?

Несусветная дикость?

Полный в мозгу кавардак?..

Что ж мне мерещится Диккенс —

«Повесть о двух городах»?

(В Сент-Антуанском предместье

Тоже плела приговор,

Тоже вязала из шерсти

Сводки на сотню голов.

Злобной волчицей рычала —

Сгинула, точно овца...

Кто подстрекает начало,

Плачет еще до конца...)

Так что с вязаньем помедли,

Яростный взгляд опусти

И погребальные петли

Ради себя распусти.

Вяжет...

А жизнь по привычке

Ладит нехитрый уют.

Мимо бегут электрички,

Дети и птицы поют.

И о районе не скажешь,

Будто похож на Париж...

Что ж ты все вяжешь и вяжешь,

Что исподлобья глядишь?

1968

ЖИВОПИСЬ

Лето в городе Гороховце,

Белое и рыже-золотое,

Все в полдневной солнечной пыльце,

Все помолодевшее от зноя.

Крохотный и древний городок

Возле Клязьмы прикорнул укромно,

И ему, наверно, невдомек,

Что отныне лето в нем огромно.

Как охота мне в Гороховец!

...Ошалев от зелени и света,

На холсте он уместился весь,

И в нем лето и все время — лето!

Никаких ни осеней, ни зим —

Лето — в ржави крыш и колоколен!

...Разве ж этак мы изобразим,

Нарифмуем или наглаголем?

Разве нам дана такая власть?

Разве найдено такое слово,

Чтобы краской на бумагу класть

И тебе — пожалуйста! — готовы

Крыши, колокольни, деревца

Рыже-бело-золотого цвета,

И из города Гороховца

Никогда не исчезает лето.

1983

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Люблю железную дорогу

Всей памятью и всей душой —

И ту, что далеко-далёко,

И ту, что тут, при окружной.

Мне запах мил угля и дыма

И гари ветровой глоток,

Они никак непобедимы,

Хоть перешли давно на ток.

Подросток, говорят, несносный

Дерзил и убежать грозил,

Но товарняк четырехосный

Его от немцев вывозил.

И я остался благодарным

Всем рельсам, всем вокзалам сплошь.

И ежели теперь с товарным

По чистоте купейный схож

И все, кто ездит, воем плачут,

И разрывает поезда,—

Железную дорогу, значит,

За прошлое люблю тогда.

1988

В МАКЕДОНИИ

Македонская держава —

Красота да благодать:

Бездна слева, круча справа,

Если путь на юг держать.

Ни разъезда, ни объезда —

На страну один маршрут,

Так что круча или бездна

Заблудиться не дадут.

Эту римскую дорогу

Проложили до Христа...

Вот и выбору не много:

Пропасть или красота.

ПРИСУХА

Маловато чего достиг,

Мучась присухой в келии,

Вместо глазури — покрыл свой стих

Траурной пастой гелевой.

И ни жива, да и ни мертва,

Скрадывая все мелочи,

Вдруг почернела моя строфа,

Точно квадрат Малевича,

Вся закосневши, вся затвердев... —

Ну-ка с такою выбеги

За волнолом или за предел

В водовороты лирики!..

11 декабря 2001

ПРЕЖНЕЕ СЛОВО

Медленно, но упрямо

Время словарь казнит.

Прежнее слово — «дама»,

Что у тебя за вид?

Вроде бы не сегодня

Вышло ты на покой

И ни на что не годно,

Даже в роман плохой.

«Дамы и кавалеры!» —

Сказано не про нас.

Фразе такой нет веры,

Жизнь все же — не танцкласс.

Странно звучало б: «Дамы,

Дамы и господа!»

Тут от любви и драмы

Не отыскать следа.

Все это отзвучало,

Сникло в живой стране,

И никакой печали

Нету по старине.

Даму достала старость,

И недалек закат.

Вот она и осталась

Только в колоде карт.

1986

ТОСКА

Мой товарищ ходит по Парижу,

Ручкается с Эльзой Триоле...

Я, несчастный, музыки не слышу,

Словно все притихло на земле.

Никоторой трели, ни обрывка,

Ни ползвука, просто ни черта...

Словно все примолкло и обрыдло

И на череп вздета глухота.

Жизнь как печь, которая не тянет,

Хоть дрова кидаешь без конца.

Темнотою завалило память,

А из будущего — ни словца,

Никакого отзыва, ни свиста...

Даже жилка смолкла у виска,

И одна тоска самоубийства,

Самая российская тоска.

1965

РЖАВАЯ ТАЧКА

Мой шальной фантастический предок —

Вовсе не образец-идеал —

Был шкодлив, предприимчив и едок,

Но не денег, а славы желал.

Принимался за сотни диковин,

Изучал двадцать два языка,