Бах Ахмедов - Стихи

Как привычка потерянно бродит,
на стекло ледяное дыша.
И, готовясь к последней свободе,
замирает в испуге душа.

Железная явь телефона —
навязчивый старый мотив.
Мерцает бельмом воспаленным
в сознании: я мыслю, я жив.

Я мыслю… Сиречь существую.
И, может быть, даже живу.
И профиль твой нежный рисую,
И в небо надежды плыву.

Грозя спокойным отчужденьем,
Пришла привычная зима.
Посеребрила ночи тени
и все уснувшие дома.

А в глубине пустых объятий
таилась призрачная боль.
И звезды сыпались на платье,
И не кончался алкоголь.

Холодным зеркалом привычка
твой нежный образ отразит,
как время отражает спичка,
когда в руке твоей горит.

Как отражает снег, летящий
с ночных невидимых небес,
наш день, простой и настоящий,
и серебристый зимний лес.

Тепло домашнего уюта
так мягко усыпляет грусть.
И, продолжая верить в чудо,
я вновь во сне к тебе прижмусь.

А вечер спичкой догоревшей
крошится в пальцах декабря.
И я, на сон свой постаревший,
Увижу вечности моря.

Увижу образ пониманья
И дальний свет души твоей.
И между нами расстоянье
Короче станет и страшней.

Когда мы встретим Рождество
Когда зажжем свечу простую,
Мы вспомним Жизни торжество
И мира ипостась иную.

В поющих небесах звезда
Укажет путь уставшим душам.
И сотворится вновь вода,
И воздух, и моря, и суша.

И ангел воспоет хвалу,
И чудо радости свершится.
И вечер позовет к столу,
Чтоб с ликованьем этим слиться.

Как свет играет в хрустале!..
И полнятся вином бокалы.
И Бог родился на Земле,
И как звезда, она сверкала.

Полнолунье… Серебряно, сырно…
И летают над городом сны.
И в домах, безнадежно квартирных,
Кто-то бредит отравой луны…

Кто-то жжет свою жизнь, как бумагу.
Кто-то пишет письмо пустоте.
Кто-то верит случайному знаку
И рисует судьбу на холсте.

Кто-то ждет в бесконечной надежде
и все тщится постичь этот мир.
Кто-то знает, все будет как прежде,
В этих сотах уснувших квартир.

Кто-то выключит свет свой усталый
и, укрывшись забвеньем, уснет.
И звезда на его одеяло
Как слеза с высоты упадет.

Останешься… Опустошишь розетки.
Погасишь свет и ляжешь на диван.
В сетчатке, в глубине хрустальной сетки
качается простой самообман.

Останешься… И в глубине молчанья
услышишь одинокий нежный звук.
Останешься… и скажешь: "До свиданья…"
И мир, как книжка, выпадет из рук.

Нам не проникнуть в тайну мира
И смысл боли не понять.
И жизнь летит как будто мимо
И учит ничего не ждать.

Но в череде перерождений
Так хочется хотя бы раз
Увидеть, как сольются тени,
Когда-то помнившие нас.

Там, где смеялась вода,
переливаясь из пустого в порожнее,
и привычка жить превращалась в привычку жечь,
жадные глаза вечности всматривались
в твой склонившийся профиль..
А на дне уходящего дня блестела фальшивая монетка луны..
И пространство погружалось в темноту,
исходя тоской о нежном безумии…

Был мертв и снова стал живым.
Узнал, ответил на улыбку.
Отправил в прошлое открытку
с одним коротким словом: "дым".

Закончил вечности портрет
поверх портрета безрассудства.
И погасил остатки чувства,
как гасят днем ненужный свет.

Вторичное приближение
К ненужным уже рубежам…
Ты помнишь пустое скольжение
И жалкий предел падежа?..

И то, как безмолвием призваны,
Пытаясь язык обмануть,
Мы были на время нанизаны,
И в этом была наша суть…

Ты помнишь, как слов безразличие
Учило в молчании жить?..
И осень меняла обличие,
Не в силах судьбу изменить.

Мне говорят, что счастье где-то есть…
А я вчера прочел в библиотеке
Историю о странном человеке,
который жизнь решил с конца прочесть…

Он описал извилистый свой путь,
но шел обратно к самому рожденью.
К доверчивости детской, к неуменью
осознавать изменчивости суть.

В обратном счете все теряло вес.
Дышать и жить все легче становилось,
пока душа его не растворилась
в прозрачной бесконечности небес.

Моя немота — это немота дерева, сожженного молнией…
Мое присутствие изменчиво, как рисунок тени на стекле…
Мой мир устал, как пилигрим, забывший свою дорогу…
Мои слова, умирают, не успев родиться…
И весь мой ответ ветру — неуверенный жест руки,
Оставляющий людям право меня не слушать…

- Ты думаешь, что счастье где-то есть?
- Конечно, есть!.. — он только усмехнулся.
Она сидела, голову склонив,
погружена в себя. Он делал вид,
что этого почти не замечает
и продолжал о чем-то говорить,
заваривая чай одновременно
и напевая песенку простую.
- Ты как всегда без сахара?
- Не знаю…
- О'кей, пока подумай, я налью.
Он делал вид, что он вполне спокоен,
но песенка, конечно, выдавала
его тревогу внутреннюю.
- Завтра
схожу в библиотеку, может там
есть этот Тихомиров.
— Может быть…
Она сказала и опять взглянула
в окно на снег, что шел уже весь вечер.
Начало января, второй экзамен.
Студенческая норка общежитья.
Но что-то вдруг возникло между ними.
Незримое, неясное, пустое…
Пугающее странным сочетаньем
изжитой нежности и ощущенья счастья,
которое как бы засыпал снег…
Он на нее внимательно смотрел…
Она была пугающе спокойна.
Да плюс еще экзамен по теормеху,
который они оба не любили.
Настаивался вечер на молчаньи,
как крепкий чай. И тикали часы.
И зависали темы разговора
в той пустоте, что так его пугала.
И он уже не знал, что говорить.
Но и молчать казалось невозможным.
Молчание росло, как снежный ком.
- Ты все-таки поешь чего-нибудь.
- Не хочется совсем…
И вновь провал
в ту паузу, где все грозит случиться
не вовремя, где каждый шаг опасен,
а слово оседает в глубину,
ржавея в подсознаньи постепенно.