Бах Ахмедов - Стихи

— Были ли какие-то забавные истории, связанные с турнирами?

— У нас три истории любви и один брак вспыхнули на фестивале. Первая Королева турнира Мария Гордон из Америки, кстати, первая жена Александра Гордона, который ведет «Гордон Кихот» победила в 2003. А через 3 года она снова приехала как член жюри, и встретила на фестивале своего будущего мужа, Андрея Правду. Он сам поэт, приехал, как сейчас помню, с гитарой и присоединился к литературной тусовке. И сейчас Мария носит фамилию Правда.

— Вы сами отбираете финалистов, лично просматриваете все их стихотворные подборки, участвуете в верстке книги, основанной на творчестве вышедших в финал поэтов. Не наступит ли однажды момент, когда Вы устанете от своего фестиваля?

— Мне организационная часть надоедает, но я люблю стихи и русскую поэзию, поэтому я поэтами и стихами занимаюсь с удовольствием. У меня начинают гореть глаза. Я и первые пять фестивалей провел полностью за свой счет. Это единственное, что меня возбуждает, поэзия и антиквариат.

Беседовала Анастасия БАЙДА.

Кстати, Олег Борушко сейчас воплощает в жизнь проект под названием «Пушкин в Британии, Шекспир в Москве: две аллеи великих поэтов». Обсуждение и согласование идет на высших уровнях двух стран. По замыслу Борушко в столице России должна появиться английская дубовая аллея с 25 скульптурами великих британских литераторов. В Лондоне же посадят березки и установят 25 малых архитектурных форм в честь знаменитых русских поэтов. Предположительно, решения для скульптурных композиций будут искать студенты архитектурных академий Лондона и Москвы.

На фото: Олег Борушко и Победители Турнира Поэтов Бах Ахмедов, Мария Игнатьева, Андрей Ховрин

Из чего слагается вечность? Из мгновений, в которых, как молнией изнутри, вдруг сильно и кратко высвечивается гармония жизни, а значит, и смысл её. В эти редкие минуты или часы мы открываем для себя, как дар свыше, тот самый неуловимый смысл, который мы безостановочно ищем и хотим понять в потоке дней и бесконечных хлопот, встреч и разлук, обретений и разочарований, взлётов и падений и глубинного неистребимого одиночества наедине со своей судьбой, а значит, наедине с Богом, перед которым мы только и можем обнажить наше сознание, а значит, нашу совесть. Такие мгновения нам может подарить встреча с настоящим искусством — слова, резца, кисти, музыки. А тут всё соединилось в первой книге молодого поэта Баха (Баходыра) Ахмедова под странным, на первый взгляд, названием: «Молчание шара».

Баха Ахмедов читает стихи на поэтическом вечере в музее Есенина, март 2010.

И только на творческой встрече с автором книги в Государственном литературном музее Сергея Есенина в Ташкенте собравшиеся поклонники художественного слова узнали, что в этом интригующем словосочетании состоит творческое кредо талантливого поэта. Он расшифровал его в своих стихах:

По образованию Бах Ахмедов, пошедший по стопам отца, физик. В прозаическом эссе «Молчание шара», замыкающем стихотворную книгу, известные нам со школьной скамьи геометрические фигуры — цилиндр, куб, конус, шар и пирамида — спорят о степени своего совершенства. Победителем из спора, несмотря на свое молчание, выходит шар. Он молчит, но он знает о «своём совершенстве, которое по иронии геометрии, стало его наказанием и самым большим несовершенством в этой несовершенной Вселенной несовершенных фигур».

Эта философская притча таит в себе отголосок далёкого платоновского идеалистического проекта о государственном устройстве, стабильном общественном строе, основанном на справедливости, возможности точного знания, на поиске единого и всеобщего многообразия явлений.

Книга Баха Ахмедова представляется такой вселенной, или поэтическим пространством, в котором «единственностью лирической стихии» (Б. Пастернак) объединены разные эпохи и темы. «Письмо из Древнего Рима» о нашествии варваров перекликается с актуальными проблемами неузнаваемо меняющихся современных городов и отчуждения людей под прессингом глобальной унификации. «Иероглиф судьбы чёрной тушью на тонкой бумаге» и «монах, улыбаясь, глядит на ночную долину» — эти детали поэт подмечает в картине средневекового китайского мастера, чтобы сделать неожиданный вывод:

Поэт не просто изучает философов нового времени — Кьеркегора, Хайдеггера, Эйнштейна, писателей и поэтов Ренессанса и прошлых столетий — Данте, Шекспира, Пруста, Пастернака, Рильке и других: он ведёт в этом историко-информационном пространстве на равных с ними диалог, который приобретает формы транскультурного и надгосударственного единства. У них и у основателей мировых конфессий он ищет и находит целостные, а иногда и противоречивые ответы на волнующие его экзестинциально значимые вопросы о мире и о себе.

Ташкентского поэта в лабиринте истории, философии и литературы волнуют как раз те вопросы, которые один из почитаемых им философов 20 века Мартин Хайдеггер объединил бы одним понятием: «Ничто». Согласитесь, насколько это странно, на взгляд современного обывателя, заражённого рационализмом товарно-рыночных отношений, и насколько это актуально, с точки зрения понимания нашей жизни, чья суть постоянно ускользает от нас под мощным напором потока пустой информации и модных учений и поветрий.

На протяжении всей книги — а это 128 исповедальных страниц — автор вопрошает и одновременно пытается найти ответ, какое место занимают в этой космологической иерархии божественное и сам человек с его снами, мечтами и одиночеством, которому «больно жить и больно быть извечным приближеньем к вере». В этом тесном духовном и одновременно безграничном пространстве, которое можно было бы обозначить как «Территория любви» (по названию диска Рашида Ахмедова на стихи Баха) обитают разные персонажи, чьи судьбы, поведаны в лаконичной пронзительной стихотворной форме.

Герои книги «Молчание шара» навсегда войдут в сознание читателей даже при первом, самом поверхностном знакомстве с ней и уже не отпустят нас никогда, так осязательно, с потрясающей силой и глубиной «истины каждого мгновенья» (М. Цветаева) поведал о них автор: это хромой сосед-инвалид, незаметно и неожиданно для всех умерший в больнице («Он живым был и умер, как всё живое»); любимая женщина, чей образ в сознании автора «неизбежен» и профиль в нём — «навсегда»; респектабельный доктор Макфил, учёный из Англии, завораживающий нас своей странной двойственностью; «кошка под дождём» (здесь идут явные реминисценции с рассказом Хэмингуэйя); наконец, некий средневековый поэт, читающий крысам «красивый и грустный бред» под крики: «Браво»; «усталые ангелы на кончике иглы» и многие другие персонажи, перенаселившие книгу, включая дождь и снег, «незримое сияние Вселенной» — словом, всё, что одухотворяет нашу жизнь «опытом познания».