Геннадий Алексеев - Стихотворения

Только лестница в мыслях: ступени, ступени!
Только лестница в будущем, в прошлом и ныне.
Ты вцепился в неё, ты прилип как репейник,
В грозовое пространство ты лестницей ввинчен.
Эй, несчастный фанатик! Герой! Оборванец!
Ты не в цирке: внизу не натянута сетка.
Для чего, для кого сей отчаянный танец?
Не оценят потомки, не сбесятся предки!

Она сказала мне:
Вон там, на пустыре
Рядом со ржавой банкой из-под килек
Растёт голубой цветок.
Сорви его
И принеси мне.
Я так хочу.
— Пожалей пустырь! —
взмолился я, —
ведь цветок у него один!
— Жалость унижает, —
сказала она.
Я пошёл на пустырь,
Сорвал цветок
И принёс его ей.
На моих глазах
Она медленно оборвала
Все его лепестки
И потом отбросила его прочь.
Я ударил её по щеке.
Она заплакала.
Но я не стал её жалеть,
Потому что жалость
Унижает.

Там женщины
Сидят себе и вяжут.
Спокойные,
Сидят себе и вяжут.
И мне так страшно,
Тошно,
Неспокойно.
— Эй, женщины!
Да бросьте же вязать!
Глядите- мир на проволоке пляшет!
Он оборваться может каждый миг!
Но вяжут женщины, не слушая меня
И спицы острые
В руках у них мелькают.
Я успокоился:
Знать, есть какой-то смысл
В вязанье этом,
Значит, женщинам виднее- ведь портить шерсть они не станут зря.

Наша вера- пропала.
Все спрашивают друг у друга:
— Где наша вера?
Вы не видели нашу веру?
Она такая светлая,
Чистая и наивная,
С голубыми глазами
И с ямочками на щеках.
И правда, где она, наша вера,
Что с ней стряслось?
Может быть, её застрелили
Выстрелом в висок,
Предварительно обрезав ей волосы?
(Зачем же волосы пачкать?)
А перед этим ей совали
Иголки под ногти,
И она страшно кричала?
(Попробуйте-ка не кричать!)
Может быть, её заставляли
Чисить нужник голыми руками?
(У неё были красивые руки
с длинными пальцами).
Её рвало, но она чистила,
А потом её утопили в этой жиже.
Может быть, её заставляли валить лес
На сорокаградусном морозе?
(У неё не было тёплых рукавиц,
никто не присылал её посылки).
Но она пилила.
А потом замёрзла
И её занесло снегом.
Может быть, её изнасиловали
Пьяные солдаты (она ведь была
Очень недурна- наша вера)?
Изнасиловали и ушли довольные,
А она повесилась?
Но скорее всего,
Но вполне вероятно,
Мы ей просто надоели
И она сбежала от нас.
Собрала вещички и- ушла
С узелочком куда глаза
Глядят.
Может быть, она вообще странница?
Кто её знает?
Течёт речка глубокая и широкая.
Говорят, в ней полно рыбы,
Но рыбаки все с голоду передохли.
— От безрыбья
или от лени?
— От безверья, — кричат-вопят,
от безверья! Но что делать?
Наша вера куда-то запропастилась.
Вы не видали нашу веру?
Она такая светловолосая,
Чистая и наивная,
С большими голубыми глазами
И с ямочками на щеках.

Шут! Шут! Тут шут!
Шута поймали!
— "Пошути, шут! По шутовству соскучились!
Посмеши, шут! По смеху стосковались!
Тащите сюда всех царевен- несмеян!
Тащите сюда всех зарёванных царевен!
Шут! Шут! Шут!"
А тот стоит весь бледный
И губы у него трясутся.

Та женщина была
Прямым шоссе,
Обсаженном прямыми
Тополями.
Та женщина меня бы завела
В такую даль,
Откуда возвращаться
Уж смысла нет
Но странствия в ту пору
Меня не привлекали
Почему-то.

Рябая Русь
В рубахе рваной
Рожает
Родится розовый
Ребёнок,
Заорёт,
И робко роботы толпой
Его обступят.
— Рубите руки
резвым гармонистам!
Там Русь лежит
Среди стволов сосновых.
Там Русь лежит
И смотрит в облака.
Там Русь лежит
И тихо, ровно дышит,
А радиоактивный тёплый дождик
Шуршит в хвое,
И медленные капли
Стекают по рябым её щекам.
Растут грибы,
Гигантские грибы
Растут в лесу,
Их собирают дети
И продают на рынке
За бесценок.
Но никому они не говрят,
Что там на мху
Рябая Русь рожает.
Что проку прятаться? —
Иные рассуждают, —
История, как трактор озверелый,
Прёт напролом,
Просеку прорубая
В непроходимом времени.
— Простите,
но надо всё-же пальцы
поотрубить
всем резвым гармонистам поскорее!
Рябая Русь рожает.
О, Господи!
Как долго!

Порой мне кажется,
Что я и есть тот самый,
Порой мне чудится,
Что я совсем не тот.
Порою стыдно мне
Глядеть в глаза прохожих
И я по улицам стараюсь не ходить.
Однажды вышел я
Из дому- и тотчас
Меня гурьбою окружили дети.
— Эй, дяденька! —
кричали мне они, —
не притворяйся,
на сты не обманешь!
Ты сам себе надел
Ошейник, дяденька,
И сам себя ведёшь на поводке!
Полай нам, дяденька!
Пожалуйста, полай!
И я залаял.
Что я мог поделать?
И дети в страхе
Тотчас разбежались.
— Да, я — не тот, —
подумал я с тоской,
и почесал себе ногой за ухом.

Посмотреть в лицо своей жены
И увидеть в нём океан
И три старинных судна
Под всеми парусами.
Удивиться, взять подзорную трубу
И убедиться, что это корабли
Колумба, плывущие открывать
Америку.

Посмотреть в лицо своей жены
И увидеть себя стоящим на крыше
Семиэтажного дома,
На самом краю карниза.
Испугаться, схватить себя за руку
И оттащить в сторону.

Посмотреть в лицо своей жены
И заметить, что оно бледное,
Что губы дрожат,
И что глаза испуганы.
Спросить:-Что с тобой?
И услышать:-Мне показалось, что ты
Сошёл с ума!
Ведь это не корабли Колумба,
Это маленькие бумажные кораблики, которые ты
Пускал в детстве.
И семиэтажного дома тоже нет,
Ты стоял на крыше низкого дровяного сарая
В нашем дворе.
Обидеться и закричать:
— Я не виноват!
Твоё лицо лжёт!
Отвернуться и услышать, что
Жена заплакала.

Она идёт мне навстречу.
Её острые прямые плечи
Плывут плавно и торжественно,
Её бёдра покачиваются
И по очереди
Обнажаются её колени,
Появляясь на миг из-за края
Серенькой юбки.
Она идёт мне навстречу,
Гордо и вызывающе неся на лице
Свой немыслимый рот.
Она приближается
И бежать уже поздно.
— Здравствуйте, Сюзи, —
говорю я, —
сегодня Вы просто великолепны!
— А вы молодец, — говорит Сюзи, —
я думала, Вы убежите.
У Вас очень испуганный вид.
— Правда? — говорю я.
— Правда, — говорит Сюзи,
и мы долго хохочем.