Константин Ваншенкин - Музыка из окна

Тут премия на вас упала, словно манна,
И хоть во всем другом вы вовсе не слепой,
Вы стали утверждать в пылу самообмана,
Что это нынче к вам пришло само собой.

Пришло само собой, и вы небрежно-рады,
Спокойны и горды, что видно по всему…
Но домогаться так настойчиво награды —
Как поздравленья слать себе же самому.

Вот говорят: подлец. Легко ли быть им!
Но мы поражены в конце концов
Той странной откровенностью, что видим
У профессиональных подлецов.

Помрут — кто от инфаркта, кто от рака,—
Отвалятся — кто позже, кто скорей,—
Но как они заботятся, однако,
О скверной репутации своей.

Спросил сержант: — А где ефрейтор?
У бабки около дверей.
Та рот раскрыла: — Где еврей-то?
Да не пойму я, кто еврей…

Про поросенка или просо
Все знала старая насквозь.
Национального вопроса
Касаться лично не пришлось.

Здесь рыбы полно
От ряби по дно
В холодных озерах.
Здесь дело, оно
Со словом — одно
И дремлет во взорах.

Здесь неба холсты
Сквозят с высоты
В заросший овражек.
Здесь бабы просты,
Да больно толсты
От ряшек до ляжек.

Эти чистые девчушки
Посреди полей ночных
Пели дерзкие частушки —
Совершенно не про них:

«Мы знакомы аж три дня,
Дорогой товарищ.
Жду, когда же ты меня
На постель завалишь…»

А мальчоночка их лет,
Абсолютный паинька,
Выкамаривал в ответ —
Услыхала б маменька!

«В синяках я где попало,
Вот какое правило.
Медсестричка целовала,
Будто банки ставила…»

Но слова сквозь лунный дым
И поля осенние
Не имели как бы к ним
Вовсе отношения.

Хмур и зол,—
Пусть плаха! —
Долгий взор
Без страха:

«По ночам
Завою.
Все отдам
За волю…»

То ли волк
В загоне,
То ли вор
В законе.

Порой тоска
Накатывает, как изжога,
Издалека
Волною горечи и шока.

Запомнишь ты
Не столь душевное мученье,
Сколь тошноты
Физическое ощущенье.

Невмоготу
Опять тащиться поневоле
Сквозь немоту
Почти телесной этой боли.

Потом пройдет.
Заметишь розочки обоев.
Но липок пот,
И ноет все, как от побоев.

Лесная поляна.
Березы в осеннем огне.
Как вспомню про Яна,
Так худо становится мне.

Пропал, словно искра,
В пучине сгустившейся тьмы.
Убрался так быстро,
Что и не опомнились мы.

Молчком за собою
Высокую дверь притворил
И лишь над землею
Оставил шуршание крыл.

Сколько пили с Яном
В разные года,
Не видал я пьяным
Яна никогда
От вина, положим,
И не от вина.

Ведь любым прохожим
Жизнь его видна —
Чукчам ли, рижанам…
Где б он ни бывал,
Общим обожаньем
Били наповал.

Улыбалась Ялта,
Скрытно взор скосив:
— Посмотрите, Ян-то
Как у нас красив!

И сквозь все сквозь это
Шел он налегке...
Ну, а то, что спето,
Слышно вдалеке.

Песенка памяти Яна,
Спетая под фортепьяно,
Пусть над землей прозвучит.
Горько, что сам он молчит.

Спорить не будем о вкусах.
Но почему на Миусах
Клен шелестит, а окно
Не открывают давно?

Ходят печальные вести,
Что тебя нету на месте,
Что ты шагнул за порог —
И над тобой бугорок.

Что же скажу я покуда?
Нам без тебя очень худо.
Что же скажу я, скорбя?
Нам не хватает тебя.

Смутно, при свете улыбок,
Музыки слышу обрывок.
Прошлым я вдруг обуян:
Это, по-моему, Ян.

Нет, это музыка только
Нами уловлена тонко.
Все-таки это не он —
Только мелодии стон.

У того бывает тик,
Этот мается разлукой,
Ну а вот Иосиф Дик
Был безжалостно безрукий.

От военных страшных вьюг,
От внезапного приказа
Двух почти по локоть рук
Не хватало, да и глаза.

В магазин войдет с зимы:
Вот я весь, коль что-то значу.
Деньги, мол, сама возьми,
Положи обратно сдачу.

А ведь нам, друзья мои,
Не казалось это дико.
И инспекторы ГАИ,
Между прочим, знали Дика.

— Аккуратнее крути!..—
Он в ответ: — Да ладно, хватит…—
Сунет красные культи
В гнезда круглые — и катит.

То и се у нас не так
В этом мире, часто мглистом.
А Иосиф Дик, чудак,—
Жил и умер оптимистом.

Давно ли было — Миша и Кайсын
О женщинах болтали, а вначале
О пустяках. Кайсына младший сын
К ним подошел, и оба замолчали.

Он попросил на «пепси» у отца,
Перевернул в кассетнике кассету.
Плыл полдень. Дюнам не было конца.
И не хотелось продолжать беседу.

Не ударьте в грязь лицом
При всеобщем дефиците
И лужок перед крыльцом
Непременно докосите.

Не спеша, наоборот.
Это будет вам отрадой.
Докосите до ворот,
А потом и за оградой.

Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы
Тютчев, Фет и Пастернак
И, конечно, также Гёте.

Проповедуйте добро,
Не страшась, до самой смерти.
Уронить из рук перо
Вы успеете, поверьте.

Фасады здесь с атлантами,
Внутри же все равно
Засиженными лампами
Жилье озарено.

Там, правда, печи кафельные,
Былые изразцы.
Но полотенца вафельные —
Иные образцы.

И явно не стыкуются
Продавленный навес,
Запущенная улица
И чистый свет небес.

Тянет маем.
Есть кворум.
Открываем
Наш форум.

Свищут перья.
А вотум
Есть доверья?
Да вот он.

Это просто
Жизнь в силе
Строит гнезда
Средь сини.

Весна текла со всех сторон,
Сиренью веяла,
Когда в родильном доме он
Сошел с конвейера.

Когда сошел со стапелей
Ночным корабликом,
А тьма за шумом тополей
Шумела «рафиком»,

Трамваем где-то невдали,—
То с высших лон уже
Бесстрастно линзы навели
На несмышленыша.