Альфред Теннисон - Волшебница Шалотт и другие стихотворения

И мы приплыли на Остров Ведьм, чьи сладкие голоса
«Сюда, сюда, чужеземец, плыви!» — как будто за волоса
Тянули нас к этому брегу, где в отблесках рдяных туч,
В рассветном золоте и в дыму нагая, как солнца луч,
Колдунья стояла на каждой скале, и было на острове их —
Как белых птиц на гнездовье, прельстительных и молодых;
Одни махали с утесов, другие резвились в волнах;
Но я отвернул корабль от земли, ибо объял меня страх.

И мы приплыли в недобрый час на Остров Двух Башен; из них
Одна была гладкого камня, другая — в узорах резных;
Но некая сила с такой враждой их основанье трясла,
Что били они о стену стеной, раскачивая колокола,
И тучи галок взлетали, кружась, с одной стороны и с другой
И полнили воздух вечерний такою шумной ругней,
Что люди мои сходили с ума и втягивались в раздор,
Рубясь — кто за гладкие стены, а кто — за причудный узор;
И Божьего грома раскаты гремели вблизи и вдали…
Насилу я их увлек на корабль — и прочь от этой земли.

Пришли мы к Острову Старика, что плавал с Бренданом Святым;
Он жил безотлучно на том берегу, и было ему триста зим.
Он так смотрел и так говорил, как ангелы говорят,
Его борода доросла до земли, седые власы — до пят.
И вот что он сказал: «О Малдун! Внемли и не будь упрям;
Господь заповедал смертному: Мне отмщенье, и аз воздам .
Предки твои и предки его сражались из года в год,
Смертью за смерть платя без конца, чтобы свести старый счет;
Отец твой убил у него отца, доколе плодить вам зло?
Так возвращайся к себе домой и помни: что было, прошло».
Святой старик отпустил нам грехи, и мы молитвы прочли,
И, край бороды его поцеловав, уплыли от той земли.

И ветер принес нас к земле врага; но я на нее не ступил,
Я видел убийцу отца моего, но прежний мой пыл остыл.
Воистину я устал от греха, от странствий, волн и ветров,
Когда добрался с горсткой своих до наших родных берегов!

Под толщей вод, от волн и бурь вдали,
В глубокой бездне испокон веков
Без сновидений на краю Земли
Во мраке Кракен спит: его боков
Достичь не может даже слабый свет:
Над ним гигантских губок лес — и ввысь
Из гротов и расселин поднялись
За тусклым солнечным лучом вослед,
Полипы-исполины — ловят в сеть
Густых ветвей — дремотный полумрак.
Так суждено ему лежать и впредь,
Морских червей глотая в вечном сне,
Но в Судный день моря вскипят в огне —
Узрят и ангелы, и люди, как
Он в грохоте всплывет, чтоб умереть.

Разбуди меня пораньше, с первым светом, слышишь, мама!
Завтра — долгожданный праздник, самый лучший, самый-самый!
Эту радостную пору целый год я предвкушаю:
Я ведь стану Королевой, мама, — Королевой Мая!

Много черных глаз, но ярче чем мои — уж извините!
Есть и Маргарет, и Мэри; есть и Кэролайн, и Китти;
Только краше крошки Элис вряд ли сыщется другая —
Значит, быть мне Королевой, мама, — Королевой Мая!

Я ведь сплю так крепко, мама, я ведь ни за что не встану,
Если ты меня не кликнешь на рассвете, рано-рано:
Мне ж еще свивать гирлянды, с травами цветы сплетая,
Я ведь стану Королевой, мама, — Королевой Мая!

А кого же повстречала нынче я, идя долиной,
Как не Робина — стоял он у мосточка под лещиной.
Мучился, небось: сурово с ним вела себя вчера я,
Я-то стану Королевой, мама, Королевой Мая!

Он решил, что видит призрак, мама — я была вся в белом;
Промелькнула — он лишь взглядом проводил оторопелым;
Все зовут меня жестокой, только мне беда какая?
Я ведь стану Королевой, мама, Королевой Мая!

Говорят, он умирает от любви — болтают, право!
Говорят, разбито сердце у него, а мне — забава!
Много юношей храбрее поспешат ко мне, сгорая;
Я ведь стану Королевой, мама, Королевой Мая.

Я возьму сестрицу Эффи — поплясать под сенью древа;
Приходи и ты: посмотришь, как я стану Королева.
Пастухи туда сойдутся со всего родного края —
И я буду Королевой, мама, Королевой Мая!

Жимолость сплела над входом у крыльца душистый полог,
Белой кипенью жасмина наряжается проселок,
Лютики цветут в низинах, огоньками полыхая:
А я буду Королевой, мама, Королевой Мая!

Ночью ветер прилетает, гладит луговые травы;
Звезды то заблещут ярче, то прижмурятся лукаво,
Ни дождинки не прольется завтра днем, я точно знаю!
И я стану Королевой, мама, Королевой Мая!

Завтра будет вся долина свежей зеленью одета,
На холме, куда ни глянешь, запестреют первоцветы;
Ручеек на дне оврага зажурчит, в лучах играя,
И я стану Королевой, мама, Королевой Мая!

Разбуди ж меня пораньше, с первым светом, слышишь, мама!
Завтра — лучший праздник года, самый лучший, самый-самый!
Долгожданный день, который целый год я предвкушаю:
Я ведь стану Королевой, мама, — Королевой Мая!

Среди долин, среди холмов,
Полей ячменных и лугов,
Одетых россыпью цветов,
Течет река. Вдоль берегов
Лежит путь в Камелот.
Спешит тропою местный люд,
В затонах лилии цветут.
Стоит пустынный остров тут,
Зовется он Шелот.

Порой в порывах ветерка
Стволы осин дрожат слегка,
И день за днем несет река
Листы с деревьев островка
В могучий Камелот.
Четыре серые стены
И башни с берега видны
Там, где живет средь тишины
Волшебница Шелот.

Весь остров магией объят.
И мимо молчаливых врат
То барку лошади влачат,
То лодки быстрые летят
В могучий Камелот.
Но кто при солнце иль луне
Саму ее видал в окне
Или на башенной стене —
Волшебницу Шелот?

Лишь слышат пред началом дня,
Серпами острыми звеня,
Жнецы в колосьях ячменя,
Как песня, за собой маня,
Несется в Камелот.
Иль в час, когда луна взошла,
Селяне, завершив дела,
Вздохнут: «Знать, песню завела
Волшебница Шелот».

В высокой башне с давних пор
Она волшебный ткет узор,
Суровый зная приговор:
Что проклята, коль кинуть взор
Рискнет на Камелот.
Не ведая судьбы иной,
Чем шелком ткать узор цветной,
От мира скрылась за стеной
Волшебница Шелот.

Дана отрада ей в одном:
Склонясь над тонким полотном
В прозрачном зеркале стенном
Увидеть земли за окном,
Увидеть Камелот.
Там отражений череда
Сменяется: бредут стада
И тихо плещется вода
У острова Шелот.