Михаил Луконин - Стихотворения и поэмы

Весна посылает вести
радостно, ясно, ново.
Проснулось на новом месте
родное село Быково.
Полно голосами бодрыми,
смеется оно спросонок;
стучатся девчата ведрами
у водопроводных колонок.
«Доброе утро» громкое
грохнуло в радиорупоре так,
что под самой кромкою
сразу сосульки хрупнули.
Так громыхнуло чудище,
спугнув воробья вихрастого, —
залетный снежок кочующий
выдуло вдруг из раструба.

Вчера я приехал в сумерках,
сегодня поднялся засветло.
Что-то тебя, село мое,
долгое время застило.
Я помнил тебя, село мое,
с бурьянами по обочинам,
сгорбленным над полоскою,
засухой озабоченным.
С детства уехал любящий
и понимавший, сызмала
боль твою неотступную
сердце сыновье вызнало.
Хлеб твой беря по карточкам,
знал я всегда, чьи крохи те.
Не слышалось ты, село мое,
в строительном нашем грохоте.
Твои хлеборобы скромные
мужественными, честными
на сборные пункты Родины
явились с твоими песнями.
Сдали Шурочку в солдаты
и услали на войну.
Не успели срисоваться
с ним на карточку одну.
Восемь сосен. Восемь сосен,
а девятая-то — ель.
Посмотреть бы на Шурочку:
пристала ли шинель?..

Отцы твои, и мужья твои, и женихи твои — пахари,
в разведку ходили, смелые,
из длинных орудий бахали.
Ты, жалостливое, работая,
слезой умывалось горькою,
с бойцом Сталинградской битвы
делилось заветной коркою.
Спасибо тебе!
С победою!
Шли годы.
Опять, село мое,
не виделось ты на праздниках,
завьюженное соломою.
В сорок шестом мы виделись.
Тогда я ослеп от радости,
я славил лиманы синие
и не заметил тяжести.
В пятидесятом виделись.
Тогда разглядел я многое;
ты стало тогда, село мое,
большою моей тревогою.
Тогда я и слышал тяжкое,
что вспоминать не хочется:
«Маруська-то в люди вышла ведь —
в городе, домработница!»
Ты отсылало детей своих:
«Пусть город вам будет школою,
учитесь!
Не возвращайтесь на землю мою тяжелую!»
Читало в газетах с гордостью:
зданья растут высотные —
и тихо плело из тальника
худые загоны скотные…
Стройки гудели дальние,
великие шли события,
а ты
всё годами старилось,
временем позабытое.
Но росли сыновья твои,
двигались поколения.
Перечитали Ленина,—
он против того забвения…
Год от года вставало ты,
выпрямилось с улыбкою.
Да разве же ты не справишься,
с нашей природой зыбкою?!
Пусть суховей не прячется,
поля наши устрашая,—
в наших планах указана
устойчивость урожая.
Будут тебе неведомы
недород и бескормица.
Надоела пословица:
«Год
на год
не приходится!»
С новосельем великим
поздравляю, товарищи!
Да здравствует
день сегодняшний,
грядущее отворяющий!

Весна посылает вести
радостно, ясно, ново.
Мы снова с тобою вместе,
родное село Быково!
Морозы уходят с полночи,
с утра уже солнце нежится,
и на крылечке солнечном
проклюнулась лужа-снежница.
Кружится голубь лихо,
роспись крылом вычерчивая.
Взъерошена воробьиха:
к весне она недоверчивая.
Календари листаются.
Ходил я от дома к дому:
«Как видится? Как мечтается?» —
от сердца летел к другому.
Сердца, никуда не денетесь.
Не знаю ни сна, ни лени я.
Так проводил я перепись
весеннего настроения.
Ходил по земле и спрашивал,
как трудится и как любится.
День коммунизма нашего
видится,
близится,
сбудется!

Так
вращайся,
мужай
и цвети для людей
под боком у солнца,
в разливе весеннего света,
не старей никогда,
обновляйся
и молодей,
земля дорогая —
совсем молодая планета!
Что может быть выше,
счастливей,
новей,
чем жить
в полный рост,
в полный свет
в полный голос
и что-то оставить земле
для ее сыновей —
дерево,
борозду,
молот,
мелодию,
колос.
Сколько хочешь земли,
сколько хочешь земли для труда.
Сколько хочешь воды.
Не окинешь высокого неба!
Сколько хочешь живи!
Хватит всем поколеньям всегда
свободного воздуха,
освобожденного риса
и хлеба.
Земля дорогая,
отстраивайся, живи
в руках у людей,
молодея от века до века!
Прими, дорогая,
признание в вечной любви от сына
Советской страны — твоего человека!

Благодарю за всё,
за всё, что было,
благодарю за всё,
что будет впереди.
Пока еще мое дыханье не остыло,
последний раз прошу тебя:
не уходи!
Ты вспомни,
мы ночей тогда недосыпали,
припомни,
как метались по жаре,
как мы в Заволжье
к соку теплому припали,
отжав его в арбузной кожуре.
Дрожало марево,
цвело
дразнило Волгой,
и чернобыл
был, словно проволока, ржав.
Мы шли и шли с тобой
дорогой этой долгой;
стрижи летали,
ножки тонкие поджав.
Верблюды ветер нюхали подувший,
солончаковые бока их обожглись.
Висели стрепеты,
как рваные подушки,
перо,
сухое от жары,
роняя вниз.
Шли годы мимо.
Поколенья проходили.
Знамена плыли в яростной борьбе.
И скольких
сколько раз
мы победили!..
Я жил и жил
благодаря тебе.
В Царицыне, в огне,
когда пора настала,
ты мне отца вновь подняла в бою.
Ты сталинградский черный пепел разметала
и воскресила к жизни мать мою!
Мы столько раз встречались с засухой-бедою!
Но жажда привела сейчас на Волгу нас.
Быки с ногами,
перебитыми водою,
стояли,
морды окунув
до самых глаз.
И город Волжский
встал в зеленом окруженье;
плотину ГЭС
я в котловане увидал,
энергию высоких напряжений
народ вдохнул
в мою степную даль.
Хлеб колосится на земле.
Легко летают птицы.
И провода гудят под током.
Нам пора!
За всё
за всё благодарю твои страницы,
благодарю,
мои Быковы хутора!
Моя поэма, приготовься:
будут косо
глядеть все те,
кто нам не верил в эти дни.
Не отвечай их пересудам, переспросам,
взлетай смелей
и нашу стаю догони!
Я не от всех обид даю в дорогу средства,
но знаю:
ты не дрогнешь, ты не сдашь.
Прошу тебя —
сломай же наконец-то
известный красно-синий карандаш!
Прощай, поэма!
Подружи с семьей большою.
Теперь уж я тебе ничем не помогу.
За всё, чем жив,
благодарю я всей душою
и остаюсь
у самого себя
в долгу.

Если бы знала ты! Я устал
остерегаться, себя беречь:
как бы с пулей вдвоем не слечь!
Сердце бы как на снегу не сжечь!
Как чтобы ветер не освистал!