Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Жизнь в деревне не помогла моему здоровью.

В начале русско­японской войны я отправился умирать в Италию, сперва в Палермо, потом в Рим, где, несмотря на постоянное лихорадочное состояние, глубоко почувствовал поэзию веков.

Но тоска по родине была еще сильна во мне и я возвратился в Одессу, где пережил революцию 1905­го года и чудовищный погром, который произвел на меня такое ужасное впечатление, что я на Рождестве того же года снова покинул Россию и провел зиму в Сиракузах и Палермо. Здоровье мое всё ухудшалось, и я решился идти пешком в Париж, чтобы либо погибнуть, либо выздороветь. Я выполнил этот безумный замысел раннею весной 1906 года. Напряжение было огромное, я часто не был в состоянии по вечерам доплестись до какой­либо деревушки и спал где придется, зарывшись в сено или листья. Но чем дальше, тем я становился бодрее. Поздней осенью я добрался до Парижа почти исцелившимся и ушел в столичную жизнь с головой. Меня тогда еще интересовала русская партийная жизнь, и я познакомился с «потемкинцами» и со многими будущими «героями» революции 1918 года.

И те и другие мне скоро опротивели, и я собирался вернуться в Агригент или Сегесту, чтобы покончить свое жалкое существование самоубийством. В то время моя муза совершенно умолкла. Но в конце января 1907 года совершилось чудо: в Париже я встретил мою будущую жену, которая, несмотря на мое ужасное состояние, имела мужество стать моей Антигоной и Музой всей моей жизни.

Мы вернулись осенью того же года в Петербург, и творчество мое опять вспыхнуло ярким пламенем.

Осенью 1908 года мы уехали во Флоренцию, где потом прошла большая часть нашей жизни. Мы оба усердно занимались философией, поэзией и искусством, но знакомство с системами прошлого сделало меня скептиком и углубило во мне сознание бесполезности существования, несмотря на красоту вселенной и человеческого творчества. Бог был еще далек, но я уже начинал Его искать в этот период.

Так мы дожили до первой мировой войны. Жена поехала на каникулы в Украину и не смогла вернуться. В полном одиночестве, пришибленный событиями, я начал лихорадочно работать и написал «Поэмы Великого Ужаса», также до сих пор не изданные. Потом, осенью 1915 года, кружным путем через Швецию, я возвратился снова в Петербург и южную Россию, где пережил первые годы большевизма.

Осенью 1920 года мы бежали из России во время польского наступления и окончательно поселились в Италии, сперва эмигрантами, а потом перешли в итальянское подданство. В душе моей совершился перелом, я стал мистически настроенным, постепенно находя Бога в красоте и проникаясь великим состраданием к Нему, как к Художнику, создавшему такой несовершенный мир.

Я всю жизнь провел особняком, вдали от литературных течений и от всяких литературных и политических группировок.

C каждым годом я всё больше отдалялся от внешней жизни нашего времени, жил почти схимником в пустыне большого города. Круг знакомых всё суживался, а вместе с ним и интересы к жизни. Сознание бесполезности моей, да и вообще всякой жизни, тяготило меня с невыразимой силой, и я находил отдохновение только в созерцании природы, особенно моря, и в поэтическом творчестве.

Кроме чистой лирики и автобиографических повестей в стихах я написал несколько драматических произведений, но они мало чем отличаются от моих лирических стихотворений.

Теперь я вернулся к форме сонета, предпочитая сконцентрировать мотив или переживание в 14 строчек, чтобы не расплыться, как летние облака.

Жена настояла на издании антологии моих стихотворений, чтобы я действительно не расплылся, не оставив за собой следа, как пароходный винт во взбаламученной воде.

Писал же я только для себя да для нее, и мне совершенно безразлична судьба этого моря стихов:

«Ich singe, wie der Vogel singt,

Der in den Zweigen wohnet;

Das Lied, das aus der Kehle dringt,

Ist Lohn, der reichlich lohnet».

15 ноября 1951 г.

Автор скончался 7­го апреля 1953 года во Флоренции.