Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

О, простота лукавых!

Твои слова звучать, как «Отче Наш» —
Да, да, ты добродетельна. И даже
Пронзающий преступника кинжал
Ни добродетелью, ни чистотой
С тобой сравниться не дерзнет.

Позволь
Уйти мне в монастырь!

Нет, Беатриче,
Грех не боится монастырских стен,
Он следует за смертными повсюду.

Молю тебя!

И слишком ты прекрасна,
Чтоб тешить мысль распутного монаха.
К точу же благочестие всегда
Так скверно пахнет чесноком и потом, —
А ты привыкла к лучшим ароматам
Благословенного Востока. Право,
Ты и сама похожа на флакон
Венецианского стекла. Хрусталь,
В котором кровь, вино, духи и солнце —
Вот я гляжу, и в солнечном луче
Трепещет волос твой, из шелка свитый;
Неуловимое движенье крови
Позолотило розовую кожу,
И вся ты — девственна, и каждый дюйм
Твоих стыдливостью омытых членов
Невинней, девственней Мадонн пречистых.
Как хороша была бы ты в гробу!
Безгрешная, не тронутая взглядом,
Ни помыслом нечистым, белый звук
Гармонии небесной — Не жена,
Не женщина — Почти еще дитя,
Блаженная в святых отроковица —
Но ты жива. И знаю, по плечам
И по глазам, девически надменным,
Когда-нибудь скользнет желанье. Грудь
Под легкой тканью сладостно сожмется,
Жемчужной влагой заблестят зрачки,
И в сердце — вспыхнет черный пламень страсти,
Сжигающей и девственность, и стыд —
И эта грудь откроется объятьям?
Блуждающая грубая рука
Принудит непокорные колени,
Которые и платье на ходу
Отталкивать готовы горделиво?
О, эта плоть, которой даже ветер
И даже тень едва коснуться смеет,
Подымет гору мускулов тугих,
Испариной любовной разогретых,
И все ключи, все тайны, как раба,
К чужим ногам положит исступленно?

Отец!

Нет, нет, развратница, молчи!
Твой стыд — обман! Ты каждой каплей крови
Давно созрела для любви распутной —
Ты горделива с виду, но во сне
Скольких любовников уже ласкала?
Как жалкая ночная потаскуха,
Что зазывает пьяных в подворотню,
Ты раскрываешь в грезах наготу
Перед обманщиком, до тела жадным, —
Пускай еще покуда безымянным,
Пускай еще неведомым покуда, —
Что нужды в том? Он впущен, гость случайный,
Любая прихоть распаленной грезы,
Бандит, матрос, цыган, фигляр проезжий,—
Их сотни, тысячи, и все они
Живут в тебе и тешатся тобою!
И только мне противиться ты смеешь?

Пусти, пусти меня!

Из состраданья,
Из жалости ко всем, кого ты любишь, —
Не отвергай меня —
Постой, я знаю,
Ты замышляла бегство — Негодяй,
Любовник твой или союзник, Гвидо
Погиб другим в предупрежденье!

О!
Пусти, пусти меня — Убийца!
(Вырываясь, бежит к выходу)
Гей,
Ко мне, на помощь!

Прочь с дороги!

Изверг!
Зубами щелкает, и брызжет пеной,
И рвет когтями —
(Обнимает Беатриче)
Он тебя ударил?

Рука, рука моя! Холодный гад
Прополз по ней, она совсем застыла, —
Гляди — дрожит, и ногти посинели,
Вся кровь от гнусного прикосновенья
Бежала прочь и медлит возвратиться
« багровым оттискам зубов змеиных —
Но погоди, — у смерти зубы крепче!

О, тише, тише!

Каждый волос мой
Пронизан дикой радостью убийства!

Молчи, молчи —

Не сказано ль? Господь
Простер ладонь — и тварь затрепетала,
И плоть на плоть, и кровь на кровь — восстала —

В конце концов, скитанья и война
Способны закалить нам нравы. Жалость
Солдату не к лицу, и часто гибель
Скрывается под маской состраданья.
Я сердцем груб. Ни женщины, ни дети
Не властны возмутить мне душу. Слезы
Мне кажутся притворством, смех — обманом,
А крик и стон — докучной бранью.

Вы —
Злодей.

Охотно допускаю.

Варвар,
Бегущий, как чумы, любви красавиц.

Но вот недавно, в первый раз, быть может
Я испытал случайное волненье
Над трупом Гвидо —

Бедный малый. Рок
Над ним изрядно посмеялся. Но —
Мы лишь кинжал, — не так ли вы сказали?
В карающей руке. Вина не наша.

Быть может, так.

Я твердо убежден
В непогрешимости моих суждений,
И оттого — не знаю снисхождений.
Но вы не в духе, мрачный мой философ?

Мне неприятен монсиньор Гуэрра,
Зачем вы с ним?

Я знаю кавалера,
Он исполнителен и точен. Папа
Уже готов его отметить шляпой.

Его все дамы прочат в кардиналы,
Вы с ними заодно.

И потому
Без колебаний уступил ему
Отвагу нашу, опыт и кинжалы.
Он, несомненно, делает карьеру,
Я рад служить такому кавалеру.

Как вам сказать — Но он проговорился,
Что женщина замешана в игру, —
Подобная примета не к добру.
Я не люблю бессильного коварства
Под маской бешенства. Мне неприятна
И мысль одна, что слабая рука,
Которой в тягость даже украшенья, —
Дерзает подымать клинок.
Убийство —
Удел души суровой, но отважной.
Оно подобно пламени: железо
В нем закаляется; могучий дуб
Пылает яростным огнем, солома —
Мгновенно истлевает в пепел.
Кровь —
Привычна мне. Я холодно смотрел
На эти сгустки дымные смолы,
Неизъяснимо вязкие на ощупь,
Но никогда не разбавлял их медом
Иль розовой водой. Мне нестерпимы
Духи красавицы, к которым гнусно
Подмешан трупный запах разложенья.

Не возражайте! Вы — Савонаролла,
Иль циник, иль отъявленный прозаик, —
А женщина — сонет.

Стихи лукавы.
В них темный смысл всегда запрятан где-то.
Все рифмы лгут.

И правда — ложь поэта.
Но будем пить, Фалернское на славу.

Да, да. Такие случаи нередки.
Сегодня жив, а поутру — глядишь,
Холодный труп бессмысленной улыбкой
Приветствует наследника. Причины
Внезапной смерти лекари не ищут.
Зачем? Покойник нем, а узел жизни
Уже развязан щедрою рукой,
И всё в порядке. Словом — неизменно
Причина в несварении желудка.
Поди-ка, докажи, что за обедом
Иль ужином бесцветным порошком
Для вкуса сдобрили навар куриный
Или в стакан пустили капли две
Невинного, но крепкого настоя.
К примеру, вот вино.
(Подымает стакан на свет)
Прекрасный цвет,
Отличный вкус и запах. Чистой крови
Оно подобно. Нежные рубины,
Расплавленные в тонком хрустале,
Не более ласкают глаз, чем эта
Чарующая влага. Между тем,
Что стоит повару или лакею,
В отместку за удар ничтожный тростью,
В гробнице этой, тесной и прозрачной,
Которую, шутя, зовут бокалом, —
Седую вечность запереть и смерти
Вручить холодные ключи? Ужасно —
(Лукреции)
Поверите ль, синьора? Я не смею
Вам предложить из этого бокала.