Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов

Раз пора облака загонять и доить,
В кабаках откупоривать вина,
Пани — утренний грим на вечерний сменить —
Наступает szara godzina. [2] Szara godzina (польск.) — серый час, сумерки.
Но трёхцветные кошки, как флаги, царят,
Но парят витражи леденцами,
Но неоновых трубок цыганский парад
В ритме пульса мерцает.
О, я вижу тебя — как глаза ни закрой —
Ты стоишь, негасима...
Над отчизной моей —
Первой или второй? —
Наступает szara godzina.
Но пройду я по улицам сквозь патрули,
Ветром Гданьська ночного.
Как израненный пёс,
Сердце молча болит:
Знать бы нужное слово!
Знать бы польское слово — не может не быть —
Что дарует свободу!
На остатке дыханья — все песни забыть —
За высокую оду!
Чтобы всё — в твой костёр,
В твой костёл, в твой прибой
Цвета пепла и мела...
Кровь на стыках, как поезд, грохочет тобой:
Nie zqinela! [3] Nie zqinela (польск.) — не погибла.

Из незнакомого окна
Скупой огонь дрожит и льётся
Да отражённая луна
Плывёт, как яблоко в колодце.
И всё.
Ни пса и ни звезды.
Минуты капают, но мимо...
Как сердце, падают плоды,
Но дрожь земли неощутима.
Кем нам назначен этот час —
Души немое предстоянье?
Себе ли ищем оправданья?
Виним ли время, горячась?
Без слов тоскуем ли по дальним?
И ловим зов, хоть не слышны
Ни голоса, ни звук кандальный.
Но посредине тишины
Возможно ль этот зов опальный
За отпущение вины
Принять?

Молоко на строке не обсохло,
А отчизна уже поняла,
И по нас уже плакали ВОХРы,
И бумаги вшивали в дела.
Мы дышали стихами свободы,
Мы друзьям оставались верны,
Нас крестили холодные воды
Отвергающей Бога страны.
А суды громыхали сроками,
А холопы вершили приказ —
Поскорее прикрыть медяками
Преступление поднятых глаз.
Убиенны ли, проданы ль братьями —
Покидаем свои города —
Кто в безвестность,
а кто в хрестоматию —
Так ли важно, который куда?
Сколько выдержат смертные узы,
На какой перетрутся строке?
Оборванка российская муза,
Не умеет гадать по руке.
Лишь печалится: ай, молодые!
Неужели и этих в расход?
Погрустит и пойдёт по России.
Озари ей дорогу, Господь!

Моя тоска — домашняя зверюшка.
Она тиха и знает слово «брысь».
Ей мало надо: почесать за ушком,
Скормить конфетку и шепнуть: «Держись».
Она меня за горло не хватает
И никогда не лезет при чужих.
Минутной стрелки песенка простая
Её утешит и заворожит.
Она ко мне залезет на колени,
По-детски ткнётся носом и уснёт.
А на мою тетрадь отбросит тени
Бессмысленный железный переплёт.
И только ночью, словно мышь в соломе,
Она завозится, и в полусне
Тихонько заскулит о тёплом доме,
Который ты ещё построишь мне.

Леденцы, кому леденцы!
Нету слаще, прозрачней нет!
Налетай скорей, сорванцы:
На лучинках — целый букет!
Жёлтый заяц, красный петух
И четыре лиловых слона.
Забирай себе сразу двух:
Что за радость, если одна?
У моих леденцов секрет:
Ветер, мята и барбарис.
Нету слаще, прохладней нет —
Налетай и смелей берись:
Облизни — во рту холодок,
Откуси — растает как сон,
Глянь насквозь — зелёный ледок,
Жёлтый мёд, малиновый звон!
Динь-дон — сахарное стекло!
Этим летом, в этом саду —
Налетайте — вам повезло!
Завтра я уже не приду.
Жёлтый заяц, лиловый слон
Не вернутся — и не беда.
Леденцовый старый закон:
Что за радость, если всегда?

Наше время — больная корова:
Бабий взгляд и наждачный язык.
Изжевало нам судьбы без крови,
Без особых страстей и грозы.
Сунет морду — всё ближе и ближе,
Не успеешь оставшихся дней
Уберечь: дотянулось и лижет!
Тем охотнее, чем солоней.

На лестнице, пропахшей керосином,
На третьем марше, гулком, как орган,
Гранёная стекляшка — как красиво!
Восторг сорок, поэтов и цыган!
Бывают ли находки вдохновенней?
Скорей надраить об рукав — и вот
На что ни глянь — сиреневые тени
И апельсинный радостный обвод!
Витки перил! Карниз! Лепные маски!
И нетерпенье прыгает уже:
Не пропадут ли сказочные краски
Вне мрамора и пыльных витражей?
Но милостивы сумрачные чары:
Двор — в леденцах!
О, с кем бы разделить
Открытие?
— Муркет! Смотри, котяра:
Какое солнце, аж стекло болит!

Сложно жить летучей кошке:
Натянули провода.
Промахнёшься хоть немножко —
И калека навсегда!
Развели тоску такую,
Понавешали тряпьё...
Но лечу! Кто не рискует —
Тот шампанское не пьёт!
Виражи кручу я лихо,
Лучшим асам нос утру...
Догоняю воробьиху,
Хоть и в рот их не беру.
Мне приятно по привычке
Развлекаться по пути:
Выдрать хвостик Божьей птичке
И по ветру распустить.
Я люблю качать антенны,
Портить нервы паукам,
И заглядывать за стены,
И ходить по потолкам.
Я могу влететь в окошко
На девятом этаже,
Тихо скушать курью ножку,
Торт и мятное драже,
Глянуть в зеркало с улыбкой,
В ванной краны повертеть,
Изловить из банки рыбку —
И на крышу — песни петь.
Там уже под мокрым снегом
Пахнет мятой и луной,
Там не терпится коллегам
Поздороваться со мной.
Сколько рыжих, сколько серых
Стонет от моей красы!
Там такие кавалеры —
Со спины видны усы!
Март-апрель... Наверно, в мае
Буду нянчить я котят.
Ни за что не отвечаю,
Если тоже полетят!

Минуты памяти о недожитом лете
Пришли ко мне и встали у дверей,
Наивны и торжественны, как дети,
В тугих нарядах принцев и зверей.
Они свои сокровища держали
Так бережно на худеньких руках —
Все грозы, всех жуков!
Мне было жаль их.
И мы заговорили о стихах.
Потом листали мятые страницы,
Потом молчали. А ещё потом
Неслышные полуночные птицы
Столпились за единственным окном.
И так они внимательно глядели,
Так неуклонно, будто счёт вели,
Перебирая каждый день недели.
И гости распрощались и ушли.
А я в смятеньи собираю силы.
Ещё чуть-чуть! Мне следует давно
Тех птиц впустить.
Их время наступило.
Но как мне трудно отворить окно!