Авраам Шлёнский - Избранные стихи

как девы на первые крови.

Сокрыли пути прорастанья зерна

поля. Из-под поднятой брови

глядит день, стоящий в квадрате окна, —

трезв,

точен и

хладнокровен.

Перевод М. Генделева

Слышал ты, с какою жаждой

иссушенный Негев

молится комочком каждым:

дай нам воду, небо!

Воду? Воду!

Дайте воду!

Кто же год от году

утолит нас,

исцелит нас,

кто же даст нам воду?

Как ты ссохся, нету мочи,

капли ждешь, как блага.

Напоим тебя, комочек,

долгожданной влагой.

Воду! Воду!

Мы тебя вчера мечтали

напоить навеки.

Ты сегодня новой далью

нам открылся, Негев!

Воду! Воду!

Перевод Е. Бауха

(Из цикла «Стихи о хлебе и воде») /Перевод Е. Бауха/

О Ты, распаляющий Землю,

чтоб с жаром

весною и осенью хлеб нам рожала.

О Ты, что колосья в муку превращаешь

и повелеваешь:

мели, пеки, сей!

Повсюду Ты — рядом. Единый, Всевышний,

и в грубом помоле и в тонкой пшеничной.

Я в каждом мгновенье Тебя ощущаю

устами своими, рукою своей.

О сытости Ты повелел. Так наполни

амбары.

О щедрости высшей напомни.

От немощи Ты нас сберег Своей мощью.

В горсти держим семя,

муку — на ладони,

и пробуем мякиш на вкус и на ощупь.

И запах муки, белизны ее тонкой,

и ломтя ржаного, и пышущей сдобы

приблизят к мечте, что маячит вдали, —

к воде и кувшину,

к росе и ягненку,

и к хлебу, что сладок для нашего нёба —

ведь он же из рук материнских —

Земли.

Перевод Е. Бауха

(Из цикла «Стихи о хлебе и воде») /Перевод Е. Бауха/

...Замеси и сделай лепешки.

Бытие 18:6

Имя твое мне так вольно и лестно

ясное произнести:

шатер распахни, как Сарра, и тесто

— лепешек испечь — замеси.

Солнце на небе — камея, монисто.

В ноздрях кольцо — месяц.

Пшеничной возьми. Бела и мучниста,

ночь нам лепешки замесит.

Пришедший с дороги требовать волен

что угодно его душе.

Вода для мытья. Горячий хлеб с солью.

Вода для питья — в ковше.

Перевод Е. Бауха

(Из цикла «Стихи о хлебе и воде») /Перевод Е. Бауха/

Когда, руки омыв, кувшин мы нальем,

к горячей притронемся хале, —

пойдем и хвалу троим воспоем,

как отца родного, похвалим.

Им — от чресел моих,

им от чистого сердца

тройная хвала под небосводом:

мельнику, мелющему зерно,

пекарю, замесившему тесто,

водоносу, черпавшему воду.

Перевод Е. Бауха

(Из цикла "Стихи о хлебе и воде") /Перевод А. Пэнна/

Дождь!

Да святится имя его!

Влажная милость неба.

Пойте хвалу плодоносности вод,

пойте хвалу хлебу.

На глыбы смотрите — просты и ясны,

прах их засеян и жарок.

Славь же, земля, колосистые сны —

ветра и ливней подарок.

Твоя радость в росе.

И тучны тяжело

твоих грудей и чрева массивы.

Хлебу насущному бейте челом,

хлебу спасибо!

Перевод А. Пэнна

В сплетеньях леса — залп вражды. И говорок

чуть слышный зреющих хлебов, и шум — равнин...

С кем мальчика сравнишь. Отец? Кто в обморок

так падает от жажды и томленья до седин?

Упряма ночь его, чистосердечна.

Скопленье звезд в окно к нему течет —

рукою, расточительной и млечной,

хлестать простор, когда светать начнет.

Гнетут его намеки всех ночей,

лишь песня знак дает, как вздох, свободный,

и по краям зари той — первородной —

кровь Авеля. О, звездный взмах мечей!

Перевод Е. Бауха

Вгрызаясь в плотность взрывом и глыбами белея,

как шерсть, дыбятся тучи, и пламя рвется вслед.

"Эй, слышишь, сын Амрама!" — овечка в страхе блеет

перед кустом терновым, в котором Бога нет.

Где ты, пастух? Где ключ, что чистой влагой налит?

Огонь давно погас, колодец наг и сух.

Зеленые глаза по-волчьи небо пялит,

и на колени встал среди овец пастух.

Пред мглой вечерней встал, застыл под лунным кругом.

И память Акейды [12] Акейда (в переносном смысле) – самопожертвование. Намек на жертвоприношение Исаака. мелькает, горяча.

Извечно поколенья так говорят друг с другом

под сталью равнодушного меча.

Треск ледяных оглыбин, гром рухнувшего Храма...

Ошеломит тебя в тиши твоей мирской

гул взрыва... Слышишь, Господи, как мощью Авраама

земля и небо рушатся в отцовской мастерской?

Защитник мой. Всевышний, Ты к этому стремился,

укрыв меня скалою и жизни не губя,

Ты и на сей раз к мирной жертве обратился,

ведь страх этих ударов — и он ради Тебя.

Перевод Е. Бауха

Вздымает ветер пыль, и воздух пахнет серой.

В стерне небесной овцы — в навозе вся их шерсть.

По улице, от гибели

серой,

серой,

серой,

останки лета катятся, гремя листвой, как жесть.

То изверг человеческий в древнейшем встал обличье!

Все осени подобны и все-таки не схожи,

и лишь сердца людские толкуют их различно.

Есть, что явились раньше, есть, что явились позже.

Быть может, я чуть поспешил? Медлительность бесила.

И поднял шум чуть раньше? И мускулы свело...

Пал на колени Росинант... Рука моя бессильна

на круп коня другого переложить седло.

Лишь звук схлестнувшихся мечей стихает эхом диким,

песней обезглавленной, чей финал пропет.

Но поединок завершен. Как всюду, в поединках

здесь нету победителей и побежденных нет.

Перевод Е. Бауха

К несчастью, мне сопутствует успех.

А вы бы мне не так уж доверяли,

поклонники мои... Я на глазах у всех

в глаза отцу родному посмотрю едва ли.

Ведь он мне наказал: взбирайся выше, сын!

Средь одиноких скал восходы лучезарней.

Сквозь тернии — к сиянию вершин! —

А я своим заделался здесь парнем...

Как много улыбающихся ртов

и лестных слов разменная монета.

На каждый зов я побежать готов, —

предстать пред тем, кто спросит: — Где ты?!

К моим услугам славы экипаж.

Я, кланяясь учтиво, проезжаю

средь возгласов толпы, входящей в раж.

Я еду в никуда — я это знаю!

Я знаю, это страшный гонорар,

его дают тому, кто продается.

И с каждой похвалой растет вокруг базар.

Во мне меня все меньше остается...

Кто волосы мои так ловко окорнал?..

Я вижу ножницы в руках Далилы...

Отец, я изнемог. О, если бы ты знал! —

я так устал приятным быть и милым!

Перевод Р. Баумволь

Плоть внимает Дню,

кровью же властвует Ночь.

Этот разлад, словно бездну,

— не превозмочь.