Петр Киле - Таинства красоты [Стихи и поэмы о любви]

Самолюбивые мечты, сомненья, неудачи
Поблекли пред вселенскою бедой.
В ночи, с погасшею звездой,
Я вновь пою, решая те ж задачи,
Что юность подсказала невзначай,
И ей я говорю не первый раз: “Прощай!”
“О, нет! - смеется. - Буду ль я тебе обузой?”
И вновь предстала Музой.
Прощай навеки, юность! Наконец пора
Мне повзрослеть. Предвижу много в том добра,
Когда бы Муза не покинула поэта
До часа смертного, последнего привета,
Что, может быть, в бреду произнесут уста,
И в мире воссияет красота!

Друзья! Умчалась юность наша.
Пустеет час от часу жизни нашей чаша.
Да, грустно, но тужить нет смысла. Рок.
Иное бедствие постигло нас врасплох.
Собрались мы, как после кораблекрушенья,
Немногие, и нет нам утешенья.
Страна огромная, как целый материк,
Где новый мир недаром ведь возник,
Осталась лишь таинственным виденьем,
Ужасным для кого-то наважденьем,
Прекрасным и пленительным для нас,
В ком свет души поныне не угас.
Здесь, на брегах Невы, взросли мы, юность мира,
Свободные, как пушкинская лира.

Но что же с нами сталось? Где наш дом?
Как на чужбине, мы в отечестве своем,
Мы - пленники чужой свободы
Нас грабить, лгать, натравливать народы, -
Все ради барыша нуворишей, воров,
Как будто этот путь не стар, как мир, а нов.
Что ж, милые друзья, философы эпохи
Великих катастроф, дела-то наши плохи?
Не веря в Бога с детской простотой
Сократа иль Христа и в Рай земной, -
Его, глумясь, отвергла мстительная злоба, -
Чем можем мы утешиться у гроба,
С последними прости-прощай ,
С тревогой за Россию, чистый вешний край?

И все же мы счастливцы, как ни странно,
Родившиеся в мире новом, верно, слишком рано,
Мы, как посланцы будущих времен,
Сонм жизней прожили. О, чудный сон!
Все было, как впервые: новой жизнью
Повсюду веяло над милою отчизной -
Зимой - в сиянии снегов,
А летом - в пышном разнообразии цветов;
И осень означала - в школу снова
За тайной света, тайной слова,
И с таинством взросления весной
В мечтах и песнях вместе со страной,
Встающей из глубин тысячелетий,
В грядущее унесшейся в полете.

Так, с детства рос я с чувством Новой Жизни,
Анафемам не веря, отвергая тризны,
У Данте находя ее приметы вновь,
Петрарке внемля, как поет любовь.
А ныне, что ж, как свет за горизонтом,
Сияющим прозрачным зонтом
Она восходит, устремляясь ввысь:
Рожденье заново - ее девиз.
Ее не изолгать всей журналистской своре
В угоду торгашам. Все сгинете в позоре
По кругам Ада, - жребий ваш таков.
А мир предстанет снова чист и нов,
Как в первый день творенья
В эпоху Возрожденья.

О, город юности моей, нет, ты не сон!
Но где же ты? Иль в небо вознесен
Рукой Петра, как парусник на шпиле,
Когда здесь, на земле, вновь бесы в силе?
Вновь поклоняются не Богу, а Тельцу,
С ножом у горла брату и отцу,
Когда они препятствие успеху.
Вновь русских дев бросают на утеху
Цивилизованных, с деньгой, иных причин
У них так зваться нет, - мужчин.
Россия ж стынет на дожде осеннем,
Убогая и нищая, как в старой песне.
О, город мой, восстань! Очнись!
Красой и подвигом России вновь явись!

Мудрейший из людей, маститый,
В веках философ знаменитый,
Судом Афин, - судьбы такая круговерть, -
Он осужден на смерть.
- Беги! В тюрьме открыты двери.
Всяк будет рад, - твердят друзья,
Приняв все, видно, меры.
А он: - Искал я истину в себе.
Она - в моей судьбе, -
И принял яд.
В Афинах горькое смятенье.
Суд отменил свое решенье,
Нарушив сам закон,
Неправый будто, как и он.

И сбросил все оковы,
Как раб, свободный гражданин.
Так расшатались все основы
Единых некогда Афин -
В зените славы, в век Перикла...
Давно душа моя привыкла
Любить тот век, век золотой,
И, уносясь мечтой свободной,
В России находить подобный,
Весь упоенный красотой.
Но ныне в бедственных годинах,
Постигших Родину мою,
С тревогой горестной в Афинах
Судьбу России узнаю.

Нежнейшая душа, каким в сонетах
Предстал он в тайне как бы, первым и в поэтах
Прослыть желая, верно, мастерство
Оттачивал, как маги - волшебство.
А лучше, как актер, с друзьями милый,
На сцене - исполинской силы
Герой, как Макбет, Гамлет, Лир,
Когда против него - весь мир.
Как мало знаем мы о нем и много,
Он - океан страданий и восторгов.
Другой таинственный пример -
Слепой, исполненный величия Гомер.
Они сродни на диво,
С истоками у мифа.

В блистательный, жестокий час заката
Эпохи Ренессанса, что, как ночь, богата
Сияньем звезд ярчайших, - всех имен
Мне не назвать, Шекспир - из первых он.
Мир гибнет, зло повсюду, власть - злодейство.
Но Дездемона, с нею наше детство
Оправданы вовек. Ромео и Джульетта -
То юность наша и поэта.
Любовь не ведает оков.
Офелия - певучая печаль веков.
Все в лете канет - власть и сила злата,
Жизнь губящих на острие булата.
Лишь мир поэзии, взошедший, вновь взойдет
Сияющей плеядой вечных звезд.

Периоды взросленья есть у века
И больше, чем у человека.
Игрою случая, не без затей,
У новых поколений и идей
Является предтеча.
Таинственна их встреча.
Так, юность дивная Петра,
В ученьи страстная игра
Эпоху новую открыли,
Что веком Просвещенья окрестили,
С веселым празднеством в садах,
В кринолинах, в париках,
В жемчужинах Ватто запечатленных,
Сияньем красок в небо вознесенных.

В Париже русский царь. Толпою окружен
На площади, всех выше ростом он;
Без свиты, быстр и прост, он ходит всюду,
Дивясь всему и сам подобен чуду.
Там Аруэ героя своего узрел
И, духом века загораясь, юн и смел,
С беспечной пылкостью студента
Он эпиграммой разразился на регента.
В Бастилию засажен, как пример
Для неугодных, под именем Вольтер
Прославился, язвительный и строгий;
Одобрив выдумку о Боге,
Спустил Всевышнего с небес,
Сняв ореол с его чудес.

В те дни в Париже жил художник тихий,
Застенчивый, немножко дикий,
У мецената Кроза на хлебах,
Среди картин и празднества в садах,
Сей жизни миг чудесный, краткий
Живописуя словно бы украдкой,
С актером, что в тоске один поет,
С душою, устремленною в полет;
С актрисами, что светских дам играют,
Позируя художнику, как знают, -
Чуть скованы, болтают меж собой,
Поворотясь спиной.
Но жизнь, запечатленная, как сцена,
Поныне трепетна, бесценна.