Макс Армай - 33 Буквы

Вот так и я: на привязи — ослом,
Вслед за свободой, что маячит перед носом,
Всю жизнь кружу, вращая день за днём,
Тщету земную бытовых вопросов.

Порвана, скомкана, сорвана вниз
Звёздная россыпь на неба карниз.
Трещит горизонт и встаёт на ребро.
Мгновенье назад всё так было легко!

Ну было и было! А ныне — не так:
Горят серафимы, рай падает в ад.
Последняя битва — вселенское дно.
Архангел трубит. — Здравствуй, Армагеддон!

В кровавое месиво — все времена!
Разрушим мир весело, раз — навсегда!
Единство, противное всем и Ему,
Расторгнем: негоже добру льнуть ко злу!

И вовсе не важно — была ли вина.
У мира всегда лишь одна есть цена.
Хоть грешник, хоть праведник — всё здесь равно:
Мир будет разрушен, раз воля Его!

Пусть ангелы бьются с самим сатаной.
Пусть слёзы не льются — смерть будет игрой.
Сотрём мироздание всё в порошок!
Развеем, растопчем — всем будет урок!

Как белое станет намного белей,
Избавиться мир от двуликих теней!
И чистой слезою, возвышенный рай
Воскреснет, открывшись для праведных стай.

Не будет ни горя, не будет и слёз…
Всё будет навеки. Всё будет всерьёз.
Лишь радость, лишь песня, един, Кто распят.
И как горький сон — дьявол злобный, и ад.

…Ах, милые сказки ушедших времён.
Наивные ласки тех, кто уязвлён.
Вам вера — как стяг! Я же знаю одно:
Покуда ты жив — жив и Армагеддон!

Стучит по аллеям дождь.
В лужах кипят пузыри.
Дождливой была и ночь.
И не было видно зари.

Уныло и сумрачно. Пуст
Укутанный сыростью парк.
Сегодня здесь бродит лишь грусть,
И нет, как обычно, пар.

Одни только скачут щенки.
Что им до погодных тревог?
Гоняют наперегонки
И крутятся возле ног.

Ветер пахнет дождями.
Лес — опавшей листвой.
Между снами и явью
Шаг совсем небольшой.

Оступаясь сознаньем
В бездну, что дарит ночь,
Я, дорогами тайны,
Сквозь себя иду прочь.

Что мне место, иль время?
Там — возможность всего!
Эфемерные двери
В что грядёт и прошло.

Я глаза закрываю.
Месяц смотрит в окно.
Между адом и раем.
Между злом и добром.

Наверно, всё же прав Лактанций!
Я видел пару белых крыл,
И бездну, между двух дистанций,
Порыв любовный перекрыл.

Я свято верил, что ты ангел.
Но ты смеялась надо мной.
И лишь сегодня ночью, в парке,
Ты стала вдруг сама собой.

Расправив гордо свои крылья,
Белей, чем на вершинах снег,
Ты прошептала мне. — Отныне,
Ты для меня — и Бог, и Свет!

И вознесла превыше неба,
Туда, где ангелов приют,
И ласки столь дарила смело,
Что те там больше не живут.

Когда ж закончилось блаженство,
И мы достигли вновь земли,
Ты поклялась. — Я буду вечно
С тобой на жизненном пути!

Пришли мы в храм. Но там сказали,
Раз небо справок не даёт,
То дело, потому, едва ли,
Хороший примет оборот.

Но, коли рай пообещаем,
Сумеют, всё же, нам помочь.
Но ты всех обратила в пламень,
И мы ушли, во гневе, прочь.

С тех пор мы и живём на небе.
У нас семь чудных ангелят.
Но до сих пор ты в страшном гневе:
Детей растишь, как бесенят!

Мир разъят и исчислен,
Словно круг — на квадрат.
Духа горние выси
И частиц конденсат.

Мы глаза лишь и уши
В этой автосудьбе.
По воде, как по суше,
Ходит верный себе.

Мир себя постигает,
Не идя напролом:
Не спеша, прорастает
Мудрецом и попом.

Кто-то ищет, не зная.
Кто-то верит — и всё!
Мир, от края до края —
— Сам в себе и во всём!

В тьму ночную — вспышкой света.
В мрак вопросов — блеск ответа.
В жизнь — счастливую звездой.
В скуку — звонкой кутерьмой.

Не ищи лишь там, где знаешь.
Тайну — страстью разгадаешь.
Мудрость без огня — ничто.
Хладный сердцем — мёртв давно.

Жизнь — загадочная штука:
Чуть игра, и чуть наука.
Из всего она того,
Что в сей мир принесено.

Будь ты праведник, хоть трижды,
Жизнь прими, как можно ближе.
Тот, кто в келью затворён,
Сам предал, в кого влюблён.

Ветер играет опавшим листом.
Хмурое небо. Затворенный дом.
Дождь моросит. Крик встревоженной птицы.
Осень коснулась предместий столицы.
Раскрасила листья… И вот — сорвала.
Октябрь. Природа уж ждёт холода.
И льдом заковав, с ночи сонные, лужи,
Нам мир объявил, что мороз им разбужен.
И в воздухе сразу запахло зимой.
Всё в жизни своею идёт чередой.

Душа уходит из тела,
Как пламя из тонкой спички.
И пеплом, горьким и белым,
Осталась лишь жизни привычка.

Как угли былого — вечность.
Сгорели все тайны иного.
Поруганная бесконечность.
Не вспышка, а просто слово.

Внутри себя на я своё взглянуть.
Взгляд изнутри на то, чем сам ты смотришь.
Лишь плёнка разума, да чувственная муть —
— Пожалуй, всё, что так, в упор, уловишь.

Границы зыбкие — где мир, а где уж я?
Вот звук далёкий — он живёт и мною.
А вот — рука моя. И как её понять?
Она — и я, и, капельку, чужое.

Я чую кровь свою, что мчит по руслу вен.
Я чую… Это значит — здесь граница?
Вот это — точно я. А это — тела плен.
Оно — моё! Но, всё ж, не я — темница!

Я — это трепетанье на ветру.
Где ветер — из грядущего, в былое.
Я — постоянство мнимое в бреду,
Что, как привычка, крепит всё собою.

Мир, как и я, меняется вокруг.
И я, как все, за ним не поспеваю.
Мгновенье в прошлом — вот и есть тот круг,
В котором я в сём мире обитает.

Словно мёртвые скалы нависли дома.
Ныне стали пустынными все города.
Ни огней, ни дыханья зловонных машин.
Я остался во всём этом мире один.
Только эхо шагов, да ещё моя тень —
— Вот и всё, кто со мной делит ночи и день.
Я хожу, я брожу, пыль вздымаю ногой.
Я зачем-то живу в пустоте неживой.
Словно лист прошлогодний, как чей-то злой сон,
Я бесцельно кружу, потерявши свой дом.
Позади — бесконечная россыпь домов.
Впереди — вереница пустых городов.
И в каком-то из них я, наверное, жил.
Что же… Буду идти, сколько хватит мне сил.
Буду мерить шагами земные пути:
Я хочу, и теперь ещё, дом свой найти.