Георгий Раевский - Одинокий прохожий

Дыханье осени в природе,
Пустое поле. Там, вдали
Стреноженная лошадь бродит,
Как будто на краю земли.
С крутого, темного обрыва
Река вечерняя видна;
Ее две утки торопливо
Пересекают. Тишина
В прозрачном воздухе такая,
Что ясно слышен каждый звук:
Крик журавлиный долетает,
Телеги раздается стук.
Рубеж. Ракита у дороги
Близ пограничного столба, —
И взором пристальным и строгим
В лицо смотрящая судьба.
Когда на гибнущую Трою
В последний раз глядел Эней,
В изгнанье унося с собою
Виденье родины своей,
Должно быть, каждый малый камень,
Пучок травы береговой
Ловил он жадными глазами,
Вбирал ревнивою душой.
Прощай! — Надолго ли, кто знает?..
Проходят вереницы лет.
Во мгле, в тумане пропадает,
Теряется далекий след.

Дом подожгут или разрушат,
И в груду щебня превратят,
И птицу певчую придушат,
И вырубят плодовый сад.

Что ж, значит, может быть, не стоит,
Не стоит с жадностью такой,
Так страстно ставить на земное:
Ты не возьмешь его с собой.

Все отпустить, все бросить в ветер:
Пускай летит, пускай плывет.
Блажен, кто ничего на свете
Своим ревниво не зовет:

Ему открыты все дороги,
Земная жизнь ему легка,
И дни проходят без тревоги,
Как в синем небе облака.

He мне воспеть вас, смелые вожди,
В грозу народ ведущие к победе,
Сметая вражьи полчища с пути:
Нет в голосе моем державной меди.

Но вижу я другие времена,
И мирный труд, и злаки изобилья,
Которые взрастит моя страна
Ценою небывалого усилья.

В крови и в муке, в муке и в крови,
Неслыханною страшною ценою
Ты добываешь, родина, свои
Права на годы счастья и покоя.

Свободным человека создал Бог,
Везде, всегда, в подъеме и в паденье,
Чтоб к высшей он идти свободе мог
Дорогой огненного очищенья.

В этот день мы увидели снова,
Вдруг, отчетливо, как наяву,
Полосу рубежа родного,
Перелески, кусты, траву,

И полки врагов, наступавших
В предрассветной туманной мгле,
В утро Дня Всех Святых, просиявших
От начала на русской земле.

Да, какие пространства и годы
До тех пор ни лежали меж нас,
Мы детьми одного народа
Оказались в смертельный час.

По ночам над картой России
Мы держали пера острие
И чертили кружки и кривые,
С верой, с гордостью за нее.

Мы увидели: тот, кто ворвался,
Чтоб убить нашей родины плоть,
Встретил дух. Он дрогнул, смешался, —
И не смог его побороть.

Так всегда в роковые годы
Выпрямлялась наша страна,
Явной памятью тайной свободы
И не силой, а правдой сильна.

Широкий ветер заметет,
Песок засыплет, дождь размоет,
Зеленым мохом обрастет
Дом, что за камнем камень строит,
Трудясь упорно, человек.
И в окон выбитых глазницы
Влетать зимою будет снег,
Звезд а ми легкими кружиться.

Сменяют смерть и тишина
Земного шума быстротечность. —
Но для чего-то нам дана
Простая, мирная беспечность.
Так пахарь на зеленый склон
Везувия спокойно всходит,
Меж тем, как медленно уходит
Дымок его под небосклон.

В небе синем и бездонном
Сколько миллионов лет
С легким звоном, с чистым звоном
Мчится чистый звездный свет.

На холмы и на долины
Падает — и на поля…
Музыке неуловимой
Внемлет бедная земля.

Отчего бы ей, как прочим,
Не вступить в согласный хор,
Не запеть во мраке ночи
Средь серебряных сестер?

Отчего, когда смеются
И ликуют небеса,
Лишь с нее одной несутся
Жалобные голоса?

Отчего мы так угрюмо,
О высоком позабыв,
Отвечаем грубым шумом
На таинственный призыв?

Мы каждый день встречаем чудо:
Цветок раскрывшийся в саду,
На крыльях ласточка отсюда
Взлетающая в высоту,

Прохладный шум, и плеск, и пенье
На солнце блещущей реки;
Улыбка матери, движенье
Оберегающей руки.

Но равнодушными глазами
Мы смотрим и не сознаем,
Какие образы пред нами
Проходят в облике земном.

Как о т роду слепым сказать о белом цвете:
Что он, как молоко? Как снег? Как полотно?
И разве объяснишь ты, что такое — ветер,
На ветку показав, стучащую в окно?

Но очевидностью прямого откровенья
Порой, как молнией, душа поражена,
И совершенный слух, и огненное зренье,
Как некий чудный дар, в себе несет она.

И сразу гаснет свет. И ропотом, и мглою
Мы вдруг окружены. Лишь память шепчет нам:
Вот здесь дорога шла, за этою стеною,
Здесь был крутой обрыв, а небо было — там.

В час, когда душа устанет
Средь пустыни бытия,
Видеть зорко перестанет,
И один останусь я,

И подступит мрак унылый
К сердцу на исходе дня, —
О, тогда своею силой
Осените вы меня,

Будьте здесь, со мною, друга,
Неба светлые сыны,
Пребывающие в круге
Радости и тишины.

Сядь сюда, ко мне — и вместе
Тех мы вспомним в этот час,
О судьбе которых вести
Больше не дойдут до нас.

Долго будут дни за днями
Вереницею идти,
Вслед за летними дождями
Зимние шуметь дожди, —

И нигде мы их не встретим,
Сколько бы ни жили лет,
Никогда уж не ответим
Им на дружеский привет.

Горьким опытом разлуки
Все богаче мы с тобой.
Подадим друг другу руки!
Я хотел бы всей душой,

Сколько бы ни оставалось
Испытаний впереди,
Неистраченную жалость
На живых перенести.

Лесная просека переходила
В заглохшую дорогу, с колеями.
Поросшими травой давно не смятой.
Уже смеркалось. Где-то в глубине
Деревья тихо-тихо начинали
Свое вечернее богослуженье,
И солнца красноватые лучи
Ложились на вершины и на ветви.
Стук топора, совсем не нарушавший
Окрестной тишины — так равномерно
Он раздавался в самом сердце леса, —
Вдруг оборвался, — и немного позже
Тяжелый гул протяжно прокатился
И замер в чаше. Мы остановились,
Прислушиваясь к новой тишине.