Георгий Раевский - Одинокий прохожий

Там, где многие дрогнут другие.
Ты душой научилась молчать,
И высокое имя Софии
На тебе как Господня печать.

В этой тихой и верной ограде
Так легко твое сердце поет,
Словно ангел невидимо сзади
Крепко обнял тебя и ведет.

Качнулись, побежали тени,
Свернулась мгла на дне долин,
Еще короткое мгновенье —
И солнце, светлый исполин,

Смеясь, выходит из чертога;
Сквозь утренний и синий дым
Золотозвонная дорога.
Бежит далёко перед ним.

О, щедрый друг всего земного,
Все, что тревожило в ночи,
Всю тьму, все страхи — гонят снова
Твои победные лучи.

Ударили — и воды блещут,
Шумя; колышется леса,
И птицы в воздухе трепещут,
И удивленные глаза

Цветы навстречу им раскрыли,
И каждый лист и стебелек,
Незримой повинуясь силе,
Чуть повернулся на восток.

Есть Бог! Не может быть, чтоб даром,
Из пустоты, из ничего,
Таким сияющим пожаром
Зажглось такое торжество.

Ты чудную кидаешь ризу
На плечи, на холмы земли,
Чтоб смертные отсюда, снизу,
В минуты лучшие могли,

Подняв лицо тебе навстречу,
Постичь притихшею душой,
Какого пламени предтеча —
Светорожденный пламень твой.

Снова в глубь и мглу колодца
Погружается бадья.
Зазвенит и расплеснется
Серебристая струя.

С благодарною отрадой
К ней склонится человек
И текучая прохлада
Смоет пыль с горячих век.

О, вода, живая сила.
Как серебряная кровь,
Ты поешь, земные жилы
Наполняя вновь и вновь.

Родником бежишь гремучим
Из расселины скалы,
Водопадом с горной кручи
Падаешь средь дымной мглы,

Застываешь гладью сонной
Неподвижного пруда,
Где и тонет и не тонет
Отраженная звезда.

Дай и мне к тебе склониться,
Наклониться над тобой,
Дай бесстрастьем вдохновиться,
Холодом и чистотой.

Дай услышать, как бывало,
В шуме медленной волны
Тайной музыки начало,
Выросшей из тишины.

Сойди на этот плоский камень,
Стань на колени, отогни
Большую ветку, и руками
Воды холодной зачерпни.

Она прольется. — И не надо
Хранить ее; в ладонях ты
След унесешь ее прохлады,
Ее певучей чистоты.

На скатерти, на полотняной —
Тень неподвижная листа.
Большой кувшин, чуть-чуть туманный
От холода, и в нем вода.

Та, что так прыгала и билась,
Взметая брызги в вышину,
Вдруг пойманная очутилась
В стеклянном голубом плену.

Живой зеленою оградой
Луг перерезан пополам.
Коров задумчивое стадо
Неторопливо бродит там.

Спокойно морду поднимает
Одна из них, — и небеса
Вдруг на мгновенье отражают
Ее покатые глаза.

Ни звука, лист не шелохнется.
Одна средь полной тишины
Тень голубя стремглав несется
Вдоль ослепительной стены.

Все дальше, дальше, — вот упала,
Легко скользнула по песку,
Затрепетала и пропала,
Крутую описав дугу.

Стол, свежий хлеб на нем пшеничный
Кувшин, в нем красное вино.
Так в жизни трезвой и обычной
Простому смертному дано

Начала радости и силы
Вкушать, не ведая о том;
Вот хлеб спокойно надломил он,
Вот потянулся за вином.

Долго мы с тобой в разлуке
Были, белая зима,
И дождя глухие звуки,
Изморозь, туман и тьма,
В окнах свет скупой и скучный,
Черной улицы пролет —
Заменяли твой беззвучный
Легкий северный полет.

За ночь выпавшее чудо
Так убрало все сады,
Что теряешься, — откуда
Столько тихой чистоты.
Все смягчает, приглушает,
Одевает в белый дым —
И о чем напоминает
Нам молчанием своим?

Мы проходим цветущей долиной,
Открывая источники слез —
Умирает напев соловьиный
Посреди опадающих роз,

Разрушаются стены и ветер
Входит в раму пустого окна,
На старинном разбитом паркете
Одиноко танцует луна.

Отчего же, хотя неизбежно
Все земное проходит, как дым,
Мы с такою тревогой, так нежно,
Так мучительно им дорожим?

Эти краски и звуки земные,
Отчего же они без конца
Нас влекут, как черты дорогие
Бесконечно родного лица?

Старичок огородник не будет
По тропинке спускаться сюда,
Ранним утром меня не разбудит
Свистом чистым, как пенье дрозда,

Мирным стуком, знакомой вознею,
Шумом льющейся в лейку воды:
Он лежит глубоко под землею,
И могилы кругом и кресты.

Но цветы на его огороде
Раскрываются легкой семьей,
Теплый ветер меж грядками бродит,
Прилетает пчела за пчелой.

И подобно таинственной славе
С неба медленно льется заря
На кусты, на траву и на гравий,
На забытой лопате горя.

Были мне друзьями люди;
Но когда друзей не стало,
И звенящею водою
Родниковой и прохладной
Побежали дни за днями, —
Легкой дружбой я сдружился
С осторожной тонкой веткой,
Утром мне в окно стучащей;
С темно-бурым гладким камнем
У раздвоенной дороги,
Где на солнце в жаркий полдень
Любят ящерицы греться;
И особенно с мохнатым,
Мягкошерстым, длинноухим,
Серым осликом соседа.
Как пойду мимо лужайки, —
Из-за изгороди морду
Тянет он ко мне навстречу,
Смотрит кроткими глазами,
Дышит милым теплым паром.
Господи, такой же точно
Теплый, плюшевый и кроткий,
Чуть солому приминая
Мягким бережным копытом,
Согревал своим дыханьем
Мать и спящего Младенца,
Бессловесный и смиренный,
Как и вол, его товарищ,
Первый видел он из тварей
Тихий свет в убогих яслях,
Между тем, как с гор сходили
Пастухи в овечьих шкурах,
И по вьющейся дороге
Шли под синим звездным небом
Три царя, неся к пещере
Золото, ливан и смирну.