Коллектив авторов - Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии

Шура от упреков замыкался, отдалялся, прятался в книгу или работу. Ссориться он не умел, хотя иногда думал, может, жене не хватает именно бурных полноценных ссор с катарсисом и примирением.

Галя искренне считала его хорошим мужем и сама терпеть не могла свое ворчание, но справиться с ними не получалось никак. Она пробовала молчать, но тогда ее охватывало такое раздражение, что цветы могли бы увянуть, если бы она держала в доме цветы. Галя была уверена, нет зрелища скучнее и банальнее, чем сердитая жена при подавленно молчащем муже. Она с ужасом понимала, что становится похожей на маму, была недовольна собой, а женщине, недовольной собой, очень трудно быть славной и милой.

Годам к сорока у Шуры что-то случилось со зрением: ему стали видеться туманные пятна вокруг людей, будто кто-то надышал на стекло. Обычно в толпе несколько человек несли с собой такое пятно – чаще едва заметное, иногда погуще, изредка совсем плотное. Галка погнала мужу к окулисту, глаза оказались в норме.

– Возможная причина пятен, – сказал врач, – изменения в стекловидном теле. Загляните через месяц-другой, проверим сетчатку, а пока ничего страшного не вижу. А то, что пятна следуют за людьми – это, конечно, самовнушение.

На зимние праздники Шура и Галка поехали в Карпаты кататься на лыжах в компании старых друзей. В первый же вечер у Шуры снова забарахлило зрение, да так, что он испугался, оставил своих в баре и ушел лечь. Ночью не спал, ворочался, вскакивал:

– Почему именно Виктор? Почему я всех видел нормально, а Виктора в жутком темном облаке?

После мучительной ночи на трассу не пошел, проспал до полудня. Спал бы и дольше, но разбудил шум спасательного вертолета. Виктора спасатели живым до больницы не довезли.

Галка твердила что-то о совпадениях, о вероятностях, о том, что нельзя после хмельной ночи идти на самый сложный спуск, но Шура ее не слышал. Он понял все и сразу.

Подтверждение пришло с эпидемией гриппа. Шура заранее мог сказать, кто из коллег не выйдет на работу, и знал, как тяжело будет человек болеть. Туманные пятна бывали более или менее заметными, но все же никогда такими плотными, как то, вокруг Виктора. Шура завел тетрадь, разработал шкалу, отмечал градации плотности пятен в цифрах, сличал предсказания и наблюдения – прогноз работал как часы. По ночам он мечтал, как бы применить свой неожиданный дар, ему виделось спасение толп благодарных людей. А пока молчал – что толку предупреждать человека во время эпидемии?

Не выдержал он в пятницу утром, когда вокруг секретарши Анечки увидел пугающе темное облако. Анечка была беременна и по нынешней моде не прятала живот, а носила обтягивающие брючки со свитерами и выглядела как оливка на зубочистке. Шура тщательно продумал свою речь, прежде чем подойти. Он сослался на статью в газете, напомнил, как опасен грипп в ее положении, сказал, что сейчас пик эпидемии и, если Анечка отсидится дома несколько дней, шансы заболеть будут ниже. Внушаемая секретарша смотрела большими глазами, кивала, прижимала руки к губам, тут же отпросилась у шефа и уехала домой.

К концу дня на работу позвонили – в Анечкину маршрутку врезался внедорожник. Женщины плакали, собирали деньги, снаряжали делегацию в больницу. Шура заперся в туалете и кусал руки, чтобы не завыть.

Дома Галка дала ему таблетку, уложила в постель, обняла за плечи и убаюкала, как ребенка. Наутро они рассуждали о царе Эдипе, о Кассандре, вспомнили восточную притчу, как человек встретил Смерть на базаре, испугался ее пристального взгляда и бежал в Багдад, всю ночь гнал коня, бедняга. Оказалось, Смерть посмотрела на человека удивленно, потому что назавтра у них была назначена встреча в Багдаде. О неизбежности судьбы люди думали с давних пор, видно, и для Шуры настало время поверить, что предначертанное изменить нельзя, даже если тебя о нем предупредят.

– Ну зачем, зачем мне это?! – стонал Шура. – Не вмешиваться, не вмешиваться, никогда ни во что не вмешиваться! – твердил он, как заклинание, и прятал лицо в подушку.

Галка весь день сидела рядом и время от времени гладила мужа по горячей голове. Долго еще после того дня Галка ни в чем не упрекала Шуру, даже носки его со стола убирала тихонько, но он по своей обычной рассеянности этого не заметил.

Анечка вернулась на службу через две недели. Она сама почти не пострадала, но недоношенных близнецов выходить не смогли. Завидев Шуру, Анечка выставила руки, защищалась, и просипела:

– Уходи! Уходи, нечистая сила!

Шура перестал ездить на лифте и поднимался на девятый этаж по черной лестнице, лишь бы не проходить мимо Анечкиного стола.

Чтобы не видеть людей с их будущими бедами, он научился маневрировать в метро, глядя в пол, боковым зрением замечая препятствия. По утрам долго собирался с духом, прежде чем открыть глаза и взглянуть на сына и жену. Иногда ему хотелось не видеть вообще ничего.

– Какие люди! – обрадовалась подруга Милка, но сразу посерьезнела, – Что с тобой? Ты что такая смурная?

Галка не собиралась выкладывать свои семейные горести, но слова и слезы хлынули сами собой. Милка выслушала, налила себе и Галке чаю, отпила глоток, помолчала и спросила:

– Ты понимаешь, что он болен?

– Ты думаешь? Может, я тоже больна, но я верю в его дурацкий туман. Шурка всегда такой… такой… точный. Он его в самом деле видит!

– Он-то видит, другое дело, его нужно лечить. Я дам хорошего психиатра, сходите, покажитесь. Может все, что Шурке нужно, это правильно подобранные таблетки.

– Неужели я не заметила бы, что у него крыша поехала?

– А запросто! Родственники такие дела последними замечают. Человек совсем с катушек слетел, а мать и жена все считают, что у него «перепады настроения».

– Нет, Милка, нет… сумасшедшие мысли приходят в голову всем, так что же, мы все тронулись? Ты знаешь определение душевнобольного? Человек болен, если он не может функционировать нормально. А Шурка-то функционирует! И еще одно, самое важное: если он заподозрит, что я считаю его чокнутым, он останется со своими пятнами один на один, понимаешь? А ему и так страшно. Я не могу быть по другую сторону, понимаешь? Сомневаться в реальности его видений, это как жене декабриста не поехать за мужем в ссылку.

Так Галя заработала у подруги прозвище «жена декабриста». Ехидная Милка так прямо и звала ее к телефону:

– Можно мне жену декабриста на пять минут?

Шура к их шуточкам привык и не задумывался, к чему такое прозвище.

Шурино проектное бюро потеряло заказы и приказало долго жить. Это даже обрадовало: не надо толочься среди людей, видеть их беды, можно больше времени посвящать Павке, а то растет мальчик, как лебеда. Галкиной зарплаты хватало впритык, но Шура стал всю еду готовить дома, и они держались на плаву даже неплохо для кризисного времени.