Сергей Рафалович - Пленная Воля

И пока я в город тесный
Не проник, могуч, как ты,
На земле простор небесный
Окрылял мои мечты.

Но кругом смыкались стены,
Воздвигалися как щит,
Точно страшный лик измены,
Где толпа толпе грозит.

И подхвачен вихрем шумным,
Волей чуждою влеком,
Я от страха стал разумным
И в разумности — рабом.

И, поняв в безволье плена,
Что друг другу все нужны,
Что послужат для обмена
Силы, мысли, речи, сны, —

Мощью тайных унижений,
Униженьем гордых сил,
Для безропотных служений
Я себя преобразил.

И — одним угоден шуткой,
И слезами мил другим,
Ныне стал я проституткой
И за то толпой храним.

Каждый день за хлеб и воду
Иль за терпкое вино
Я кую, забыв свободу,
Рабства новое звено;

И запретов не нарушу,
Но, ценя свой теплый кров,
Каждый день живую душу
За него отдать готов;

И за благо общежитья,
И за ласку чуждых глаз
Превращу я все событья
В занимательный рассказ;

И на то, чем сердце жило,
— Преступив шутя межу —
Я румяна и белила
Пошлых сказок наложу;

И, осилив трепет жуткий,
Заявлю перед Судом,
Что все люди — проститутки
И весь мир — публичный дом.

Все, что сердце испытало,
Чем горело, что сожгло,
В нем золой и пеплом стало,
Мертвым грузом залегло;

И безжизненная сила,
Точно в каменных тисках,
Равнодушно задушила
Жизни трепетный размах.

Все угасло, все остыло,
Затвердело, как гранит,
И в груди, где сердце было,
Глыба каменная спит,

И пучине молниеносной,
В мир стремящей божество,
Грань воздвигла мощью косной
Безразличья своего.

И напрасно б жизнь дала мне
Вновь и скорбь, и гнев, и страсть:
Не взойдет на мертвом камне,
Что в сердца должно упасть.

Пес мой славный, пес мой верный,
Я в глаза твои смотрю,
Слышу сердца трепет мерный
И как с равным говорю.

Ты мне мил и ты мне жалок,
Ты, пред кем все дни равны,
Друг, познавший крепость палок
И не знающий вины.

И за то, что ты безволен,
Власти нашей не ценя,
И со мною всем доволен,
И несчастен без меня,

Мнится мне, что я обязан
Охранить твой чуткий сон,
Что твоей любовью связан,
В бездну душ я увлечен,

Что, склонясь к пучине древней,
Где двоится каждый лик,
Дух мой спящею царевной
К ложу зыбкому приник…

Гаснет светлое сознанье,
Меркнут яркие мечты,
Человеческое знанье,
Божье «я», земное «ты»,

И меж мною и тобою
Вдруг не стало ничего,
Точно благостной судьбою
Слиты тварь и божество;

И отныне, друг мой верный,
Мне даны твои глаза,
Знаю сердцем трепет мерный
Верноподданного пса;

Знаю всю твою науку,
К жестам псиным я привык:
Чтоб лизнуть чужую руку,
Жадно высунул язык;

И когда от ласки млею
Иль смиряюсь пред хлыстом,
Уж помахивать умею
Отрастающим хвостом.

Создан волею чужою
Неизвестного творца,
Я не вижу пред собою
Ни начала, ни конца;

Не могу осилить гнета
Мне неведомых затей,
И живу, не зная счета
Сочетаньям быстрых дней.

Но объемлю острым взором,
Прозорливою душой
Все, что мчится в беге скором
Мне навстречу иль со мной.

И за видимостью краткой
Угасающих картин
К безднам вечною загадкой
Увлекаюсь я один.

И один пред вечной тайной
Совершений мировых,
В мире прихотью случайной
Мыслю мертвых и живых;

Мыслю все, как я желаю,
И — неведомый творец —
Прихотливо сочетаю
И начало и конец;

Все связую, что бессвязно,
Без усилья цепи рву,
Труд дарю улыбкой праздной,
Грезу подвигом зову;

И, чужие спутав нити,
Я ловлю, как чародей,
В сеть придуманных событий
Мною созданных людей.

Ослабела как на луке
Мощной воли тетива,
И бессильно виснут руки,
Меркнут яркие слова,

И того, что ныне стало
Милым сердцу иль уму,
Мне в покорности усталой
Не добыть уж самому.

Я в углу сложил доспехи
— Панцырь, щит и ржавый меч, —
И стою, считая вехи
По пути возможных встреч.

И проникнут мягкой грустью,
Грустной жалостью к себе,
Как река теку я к устью,
Покоряяся судьбе.

И в бессилии отрадном
Я мечтаю на заре
О владыке беспощадном,
О царе-богатыре,

Кто придет, блестя очами,
И решителен и смел,
С крепким луком за плечами
И с колчаном острых стрел,

И добыть меня захочет,
— Что захочет, то свершит, —
Лук натянет, меч отточит,
И небрежно вскинет щит,

Всех повергнет, всех рассеет,
И в борьбе ценя борьбу,
Изнасиловать сумеет
Покоренную рабу.

И мечтать мне так отрадно
О чужой и злой любви,
Об очах горящих жадно,
Об огне в чужой крови,

И так сладко покориться
И победы не желать,
Не чужой любви добиться,
Но чужой добычей стать.

В недрах влажных, где творится
Поколений длинный ряд,
Где сливаются все лица
И безличен их обряд,

Жизни прошлой, жизни пышной
Семя новое гниет
И незримо и неслышно
Мглу пронзит и расцветет,

И чем ярче пламя было,
На котором мир сгорел,
И чем больше бездна скрыла
Мертвых чувств и мертвых дел,

И чем времена ненастней
И бурливее струя, —
Тем нежнее, тем прекрасней,
Тем роскошней буду я.

Посреди цветов случайных
Неслучайно я взойду,
Воплотив два дара тайных:
Аромат и красоту;

Все усилья презирая
Утонченною душой,
Я склоню, благоухая,
Перед бурей венчик свой;

И надменно безоружен
В блеске дня, во тьме ночей,
Буду я земле ненужен, —
Чем ненужней — тем милей.

Лунным светом осиянна,
Целомудренно-тиха,
Ночь, стыдливая Сусанна,
Тайно жаждет жениха.

И земля на брачном ложе
Разметавшись в полусне,
С лаской девственно-пригожей
Улыбается луне.

Всюду ложь мечты обманной
И желанье верить лжи…
Вот мелькнут в дали туманной
И царица и пажи…