Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1838–1850 гг.

Смотрите – вот она! – Усмешка по устам
Ползёт, как светлый червь по розовым листам.
Она – с другим – нежна! Увлажены ресницы;
И взоры чуждые сверкают, как зарницы,
По шее мраморной! Как молния, скользят
По персям трепетным, впиваются, язвят,
По складкам бархата язвительно струятся
И в искры адские у ног её дробятся,
То брызжут ей в лицо, то лижут милый след.
Вот – руку подала!.. Изменницы браслет
Не стиснул ей руки… Уж вот её мизинца
Коснулся этот лев из модного зверинца
С косматой гривою! – Зачем на ней надет
Сей ненавистный мне лазурный неба цвет?
Условья нет ли здесь? В вас тайных знаков нет ли.
Извинченных кудрей предательные петли?
Вы, пряди чёрных кос, задёрнутые мглой!
Вы, верви адские, облитые смолой,
Щипцами демонов закрученные свитки!
Снаряды колдовства, орудья вечной пытки?

Напрасно, дева, бурю спрятать
В мятежном сердце хочешь ты
и тайну пламенной мечты
Молчаньем вечным запечатать:
Заветных дум твоих тайник
Давно взор опытный проник.
Признайся: мучима любовью
И в ночь, бессонницей томясь,
Младую голову не раз
Метала ты по изголовью?
Не зная, где её склонить,
Ты в страстном трепете хотела
Её от огненного тела
Совсем отбросить, отделить,
Себя от разума избавить
И только сердце лишь оставить
Пылать безумно и любить.
Слеза с ресниц твоих срывалась
И ночь – наперстница любви —
В глаза лазурные твои
Своими чёрными впивалась,
Гордяся тем, что возросло
Под тёмными её крылами
Двумя чудесными звездами
Несметных звёзд её число.
Едва уснув, ты пробуждалась,
Румянцем зарева горя, —
И ночь бледнела и пугалась,
И прочь хотела: ей казалось,
Что в небе вспыхнула заря.

Давно альбом уподобляют храму,
Куда текут поклонники толпой,
Где место и мольбам и фимиаму,
Возжённому усердною рукой,
Куда порой и хладное неверье
Вторгается в обманчивой тиши.
Нет! Он не храм – но, может быть, преддверье
К заветной храмине души.
И первый я на чистые ступени
Таинственной обители вхожу;
Я стану здесь. Довольно, что молений
Допущен я к святому рубежу!
Вослед за мной, по светлому призванью,
Сюда придут с обильной чувства данью
И первого пришельца обойдут;
Избранники торжественно и прямо
Пройдут в алтарь доступного им храма,
Где, может быть, последних обретут
Ближайшими к святыне сокровенной;
Возвысится служенья стройный чин,
И гимны раздадутся: я один
На паперти останусь, оглашенный!

В разлуке с резвыми мечтами
Давно часы я провожу,
И здесь – над светлыми листами —
Я с темной думою сижу.
Что жизнь? Я мыслю: лист альбомный,
Который небо нам дает;
Весь мир – один альбом огромный,
Где каждый впишет и уйдет.
Блажен, кто нес свою веригу,
Свой крест, – и, полный правоты.
Внес в эту памятную книгу
Одни безгрешные черты.
Блажен, кто, нисходя в гробницу,
На память о своей судьбе
Без пятен легкую страницу
Умел оставить при себе.
В день оный книга разогнется,
И станут надписи судить…
При этой мысли сердце рвется;
И я дрожу… мне страшно жить!..
И в страхе б, с трепетной душою
Входил я ныне в ваш альбом,
Когда б я знал, что надо мною
Ваш грянет суд и судный гром.
Заране впал бы я в унылость…
Но – нет, – предчувствие не лжет:
За грешный стих меня ждет милость,
Меня прощенье ваше ждет.

Есть два альбома. Пред толпою
Всегда один из них открыт,
И всяк обычною тропою
Туда ползет, идет, летит.
Толпа несет туда девице —
Альбома светлого царице —
Желаний нежные цветы
И лести розовой водицей
Кропит альбомные листы.
Там есть мечты, стихи, напевы
И всякий вздор… Но есть другой
Альбом у девы молодой:
Альбом тот – сердце юной девы.
Сперва он весь, как небо чист;
Вы в нем ни строчки не найдете;
Не тронут ни единый лист
В его багряном переплете.
Он – тайна вечная для нас;
Толпа сей книжки не коснется:
Для одного лишь в некий час
Она украдкой развернется, —
И счастлив тот, кто вензель свой,
Угодный ангелу – девице,
Нарежет огненной чертой
На первой розовой странице!

Тонет в сумраке тумана
Утра божьего краса.
Тени облачный! Рано
Вы мрачите небеса.
Рано, в утренние годы,
Оградясь щитом мольбы,
Ты уж ведаешь невзгоды
Испытующей судьбы, —
И девические руки,
Пробегая по струнам,
Рвут с них огненные звуки,
И, вещательница, нам
В этих звуках, в их раскатах,
Не успев еще расцвесть,
Ты приносишь об утратах
Сокрушительную весть.
Пой, певица! – Путь твой тесен,
Но просторна жизни даль.
Лейся в звуках стройных песен,
Вдохновенная печаль!
Дар не тщетный, не случайный,
Дан душе твоей: она
В гармонические тайны
От небес посвящена,
И, вкушая песен сладость,
Полных грустию твоей,
Позавидует им радость:
Не певать так сладко ей!
Пой! терпенью срок наступит.
Пой, лелей небесный дар!
Верь: судьба сама искупит
Свой ошибочный удар!
Небо утреннее рано
Для того оделось в тень,
Чтоб из тени, из тумана
Вывесть ярче красный день!

Все блестит: цветы, кенкеты,
И алмаз, и бирюза,
Люстры, звезды, эполеты,
Серьги, перстни и браслеты,
Кудри фразы и глаза.
Все в движеньи: воздух, люди.
Блонды, локоны и груди
И достойные венца
Ножки с тайным их обетом,
И страстями и корсетом
Изнуренные сердца.
Бурей вальса утомленный
Круг, редея постепенно,
Много блеска своего
Уж утратил. Прихотливо
Пары, с искрами разрыва,
Отпадают от него.
Будто прах неоценимый —
Пыль с алмазного кольца,
Осьпь с пышной диадимы,
Брызги с царского венца;
Будто звезды золотые,
Что, покинув небеса,
Вдруг летят в края земные,
Будто блестки рассыпные,
Переливчато – цветные,
С огневого колеса.
Вот осталась только пара,
Лишь она и он. На ней
Тонкий газ – белее пара;
Он – весь облака черней.
Гений тьмы и дух эдема,
Мниться, реют в облаках,
И Коперника система
Торжествует в их глазах.
Вот летят! – Смычки живее
Сыплют гром; чета быстрее
В новом блеске торжества
Чертит молнии кругами,
И плотней сплелись крылами
Неземные существа.
Тщетно хочет чернокрылой
Удержать полет свой: силой
Непонятною влеком
Как над бездной океана,
Он летит в слоях тумана,
Весь обхваченный огнем.
В сфере радужного света
Сквозь хаос и огнь и дым
Мчится мрачная планета
С ясным спутником своим.
Тщетно белый херувим
Ищет силы иль заклятий
Разломить кольцо объятий;
Грудь томится, рвется речь,
Мрут бесплодные усилья,
Над огнем открытых плеч
Веють блондовые крылья,
Брызжет локонов река,
В персях места нет дыханью,
Воспаленная рука
Крепко сжата адской дланью,
А другою – горячо
Ангел, в ужасе паденья,
Держит демона круженья
За железное плечо.