Владимир Бенедиктов - Сборник стихотворений 1836 г.

И из круга туда, поцелуи любя
Он торопит летучего друга…
Друг летит, он летит; – а всё видит себя
Посредине заветного круга.

Краткий миг – ему час, длинный час – ему миг:
Нечем всаднику время заметить;
Из груди у него вырвался клик, —
Но и эхо не может ответить.

«Ты несёшься ль, мой конь, иль на месте стоишь?»
Конь молчит – и летит в бесконечность!
Безграничная даль, безответная тишь
Отражают, как в зеркале, вечность.

«Там она ждёт меня! Там очей моих свет!»
Пламя чувства в груди пробежало;
Он у сердца спросил: «Я несусь или нет?»
«Ты несёшься!» – оно отвечало.

Но и в сердце обман. «Я лечу, как огонь,
Обниму тебя скоро, невеста».
Юный всадник мечтал, а измученный конь
Уж стоял – и не трогался с места.

Нина, помнишь ли мгновенья,
Как певец усердный твой,
Весь исполненный волненья,
Очарованный тобой,
В шумной зале и в гостиной
Взор твой естественно-невинной
Взором огненным ловил,
Иль мечтательно к окошку
Прислонясь, летунью-ножку
Тайной думою следил,
Иль, влеком мечтою сладкой,
В шуме общества, украдкой,
Вслед за Ниною своей
От людей бежал к безлюдью
С переполненною грудью,
С острым пламенем речей;
Как вносил я в вихрь круженья
Пред завистливой толпой
Стан твой, полный обольщенья,
На ладони огневой,
И рука моя лениво
Отделялась от огней
Бесконечно – прихотливой
Дивной талии твоей;
И когда ты утомлялась
И садилась отдохнуть,
Океаном мне явилась
Негой зыблемая грудь, —
И на этом океане,
В пене вечной белизны,
Через дымку, как в тумане,
Рисовались две волны.
То угрюм, то бурно – весел,
Я стоял у пышных кресел,
Где покоилася ты,
И прерывистою речью,
К твоему склонясь заплечью,
Поливал мои мечты;
Ты внимала мне приветно.
А шалун главы твоей —
Русый локон незаметно
По щеке скользил моей…

Нина, помнишь те мгновенья,
Или времени поток
В море хладного забвенья
Все заветное увлек?

Нет, разгадав удел певца,
Не назовешь его блаженным;
Сиянье хвального венца
Бывает тяжко вдохновенным.
Видал ли ты, как в лютый час,
Во мгле душевного ненастья,
Тоской затворной истомясь,
Людского ищет он участья?
Движенья сердца своего
Он хочет разделить с сердцами, —
И скорбь высокая его
Исходит звучными волнами,

И люди слушают певца,
Гремят их клики восхищенья,
Но песни горестной значенья
Не постигают их сердца.
Он им поет свои утраты,
И пламенем сердечных мук,
Он, их могуществом объятый,
Одушевляет каждый звук, —
И слез их, слез горячих просит,
Но этих слез он не исторг,
А вот – толпа ему подносит
Свой замороженный восторг.

Оделося море в свой гневный огонь
И волны, как страсти кипучие, катит,
Вздымается, бьется, как бешенный конь,
И кается, гривой до неба дохватит;
И вот, – опоясавшись молний мечом,
Взвилось, закрутилось, взлетело смерчом;
Но небес не достиг столб, огнями обвитой,
И упал с диким воплем громадой разбитой.

Стихнул рокот непогоды,
Тишины незримый дух
Спеленал морские воды,
И, как ложа мягкий пух,
Зыбь легла легко и ровно,
Без следа протекших бурь, —
И поникла в ней любовно
Неба ясная лазурь

Так смертный надменный, земным недовольный,
Из темного мира, из сени юдольной
Стремится всей бурей ума своего
Допрашивать небо о тайнах его;

Но в полете измучив мятежные крылья,
Упадает воитель во прах от бессилья.

Стихло дум его волненье,
Впало сердце в умиленье,
И его смиренный путь
Светом райским золотится;
Небо сходит и ложится
В успокоенную грудь.

Волшебница! Я жизнью был доволен
Проникнут весь душевной полнотой,
Когда стоял, задумчив, безголосен,
Любуясь, упиваяся тобой.
Среди толпы, к вещественности жадной,
Я близ тебя твой образ ненаглядный
Венцом мечты чистейшей окружал;
Душа моя земное отвергала,
И грудь моя все небо обнимала,
И я в груди вселенную сжимал.

Когда ко мне со взором благосклонным
Ты обращала искреннюю речь,
Боялся я божественные тоны
Движением, дыханьем пересечь.
Уже дала ты моего ответа,
А я стоял недвижный и немой; —
Казалось мне – исполненный привета
Еще звучал небесный голос твой.
Когда ты струны арфы оживляла,
А я внимал, утаивая дух, —
Ты расплавляла мой железный слух,
Ты мучила, ты сердце надрывала;
Но сладостей прекрасных этих мук
Я не знавал, я ведать их не чаял…
Я каждым нервом вторил каждый звук,
Я трепетал, я нежился, я таял!
Когда же ты воздушною царицей
Средь пестрых пар танцующих гостей
Со мной неслась, на яхонты очей
Слегка склонив пушистые ресницы,
Когда тебя в летучем танце мча,
Я был палим огнем прикосновенья,
Когда твоя косынка средь волненья
Роскошно отделялась от плеча,
Когда в твоем эфирном, гибком стане
Я утоплял горящую ладонь, —
Казалось мне, что в радужном тумане
Я обнимал заоблачный огонь.

Я был вдали. Кругом меня всечасно
Мне виделся воинственный разгул;
Но образ твой, как лик денницы ясной, —
Среди тревог в забвеньи не тронул.
При звуках труб с мечтой женолюбивой
Я мысль мою о славе сопрягал;
На пир вражды летел душой ревнивой
И мир любви в душе благословлял.
Повсюду – твой! Тяжелой жизни опыт
Меня мечтать нигде не разучил;
Военный гром во мне не заглушил
Таинственный, волшебный сердца шопот.
Как часто нам, при сталкиваньи чаш,
В кругу друзей, в своем весельи диком
Мой сумрачный соломенный шалаш
Я оглашал любви заздравным кликом!
Иль на часок лукаво заманив
Бивачную, кочующую музу,
Пел дружества веселому союзу
Святой любви торжественный порыв!
Я тот же все. Судьбы в железных лапах
Затиснутый, среди ее обид,
Я полн тобой: цветка сладчайший запах
И скованного узника свежит.
Ты предо мной. С таинственной улыбкой
Порою ты взираешь на меня,
И счастлив я – хоть, может быть, ошибкой,
Пленительным обманом счастлив я.
Пусть обманусь надеждою земною:
Есть лучший мир за жизненным концом —
Он будет наш; – тем вечности кольцом
Я обручусь, прекрасная, с тобою!

За тучами солнце – не видно его!
Но там оно капли нашло дождевые
Вонзила в них стрелы огня своего, —
И по небу ленты пошли огневые.

Дуга разноцветная гордо взошла,
Полнеба изгибом своим охватила,
К зениту державно свой верх занесла,
А в синее море концы погрузила.