Юрий Колкер - Юрий Колкер. Ветилуя. Стихи, написанные в Англии (1989-1999).

Когда всё кругом склоняется к ногам нового господина, для спасения народной чести иной раз бывает довольно крохотной горной крепости, в которой просто живут по-старому, — скажем, не отрекаются от родителей и чтят третью заповедь. Об одной такой крепости мы знаем из Библии и от Пушкина:

И над тесниной торжествуя,

Как муж на страже в тишине,

Стоит, белеясь, Ветилуя

В недостижимой вышине.

Защитники крепости сражаются не ради славы и не во имя победы. Не обладая гением Александра или добродетелями Юдифи, они обыкновенно гибнут, но их оплот, сколь бы ни был он мал, и в руинах остается Домом Божьим, Ветилуей. Однако случается и так, что несметное в своих силах язычество, охваченное внезапным ужасом, откатывается от стен крепости назад, в свою Ниневию.

Иная жизнь идёт, иная смерть маячит,

Сместился небосвод, звезда улыбку прячет,

А ты — всё тот, что был: странноприимный бал

В тебе не потеснил отеческих начал.

В пенатах, ты слыхал, большие перемены:

Клиент патроном стал, патрон сошёл со сцены,

Убавилось идей, прибавилось забот,

И выборный злодей в чести не круглый год.

И славно, в добрый час. Кипи, столпотворенье!

По счастью, есть у нас иное измеренье.

Твой дом не на песке, покуда Геликон

Всё в том же уголке, где был он испокон.

1995

* * *

Всё влажно в стране островной, всё подвижно, всё живо,

Ландшафты ее хороши, небосвод ее светел,

Деревня сияет довольством, ухожена нива,

И в городе — злобы и розни мой взгляд не приметил.

Тут родину вспомнить бы мне, но ни вздоха, ни слова

Душа моя с нею связать, как ни бьётся, не в силах.

Ни доброго память вернуть не желает, ни злого, —

Как будто и не было там ни родных, ни постылых.

1992

1

Поблизости Темза течёт —

Но времени нету,

А то, что осталось, влечёт

Не к Темзе, но в Лету.

В пятнадцать считаешь века,

А в сорок — оброки.

Должно быть, прекрасна река,

Да нет к ней дороги.

Уставшему лямку тянуть

Не много и надо:

На вольную реку взглянуть —

Какая отрада!

А впрочем, и так — ничего...

Он тянет — и знает,

Что там, за квартал от него,

Река протекает.

2

Многолюдная река

В этом царстве протекает.

Правая моя рука

Понемногу отсыхает.

Я не помню ничего.

Целой не донёс посуду.

Каково здесь? — Дурново.

Свет хорош, да мрак повсюду.

Раб и князь в одном седле,

Вождь и тать в одном бараке.

Прав Кюстин: по всей земле

Человеки одинаки.

Что ж, отпустим удила,

Потрусим, пока не скрутит.

Эта жизнь, считай, прошла.

Счастье, что другой не будет.

3

Свидетель ужасного века,

В последнем счастливом краю

Под сенью Союзного Джека

Я жизнь доживаю мою.

Она удалась с оговоркой.

Вздохнут над могильной плитой

Святые Андрей и Георгий,

Заплачет Патрикий святой.

1992

Вставала полная луна.

В белила окунало

Кривую ветку у окна

Над зеркалом канала.

Душа моя была полна —

И знать меня не знала.

Гекаты страшной теплотой

Переполнялись вены.

Творился заговор святой,

Навет благословенный, —

И шар, нектаром налитой,

Катился над вселенной.

Была восполненным звеном

Адамова глагола

Кривая ветка под окном

Гостиницы Аполло .

Точил созвучья метроном

Предвечного престола.

Воды, деревьев и камней

Был сладок гимн хвалебный.

Не выпало мне ласк нежней,

Мелодии целебней.

Языческим началом дней

Дышала ночь в молебне.

Кривую ветку у окна

Размеренно качало.

Я знаю: смерть мою она

В тот час обозначала —

Зато и жизнь была полна

Впервые от начала.

13 февраля 1994

В графском доме коммунальном

Тихим пеньем поминальным

Дверь печальная скрипит,

Светлый мрак в окне чердачном

Привиденьем новобрачным

Соблазнительно скользит.

А в конюшне сопредельной,

Ставшей газовой котельной,

Там, уединенью рад,

Сладкой мыслью увлечённый,

У котла сидит учёный,

Сочиняя самиздат.

Он сидит, нетленку пишет,

Топка ровным жаром пышет.

Вся-то жизнь ему ясна

Сквозь шальные упованья

Под ночные помаванья

Из чердачного окна.

1995

* * *

Б. Х.

Материнскою твердью

Осеняет Глагол.

Между жизнью и смертью

Он тропинку нашёл.

Сладкогласна основа.

Всякий вздох — волшебство

В сочетаньях родного

Языка твоего.

Задушевной свирелью

Отзовётся хорей

Над твоей колыбелью

И могилой твоей.

Пусть невнятны значенья:

Чем случайней, темней, —

Тем страшней приключенье,

Тем добыча верней.

Пусть болгарин Мефодий

И халдейское ША —

А заёмных мелодий

Не желает душа.

От себя не отступим

Ни в каком далеке.

Мы страдаем и любим

На родном языке.

1995

* * *

— Ответь, мудрец... — Так начал повелитель,

Но тот не дал закончить: — Погоди!

Ты высоко меня не возводи.

Я не мудрец, а мудрости любитель .

Скажу и я: средь горестей простых

Родной очаг оберегал я честно.

Кем был? Бог весть. Доподлинно известно,

Что я не почести любил, а стих.

Молитвами, созвучьями и сердцем

Живущему — от них не стоит жить.

Нельзя обол у Феба одолжить.

Любви не растолкуешь иноверцам.

1995

* * *

По утрам в полях столько слез,

Что в счастливом этом краю

Сам собою встаёт вопрос:

Так ли жизнь ты прожил твою?

Отпущу собаку с ремня,

В гору медленно поднимусь,

Вспомню тех, кто любил меня,

Попрощаюсь и повинюсь.

Не щедрот я в жизни искал,

А единства и полноты,

Да не выдалось: храм упал,

Над рекой развели мосты.

Злая слабость, лютая власть,

Та, что с детства душу вела,

Циклопически удалась:

Всё повыжгла во мне дотла,

Волю, разум, любовь и честь

Закавычила в кандалы,

И один я стою, как есть,

Посреди моей Шамбалы.

1994

* * *

Жизнь беспримерна. Пролистай века,

Помешкай в Лувре — и листай сначала: