Юрий Колкер - Далека в человечестве. Стихи (1974-1980, 1989)

Стихи эти написаны в Ленинграде, в годы с 1976 по 1980, и частично пересмотрены в 1989 в Иерусалиме. Почти все они печатались: в журналах Континент, Двадцать два, Стрелец, в газете Русская мысль, в антологии Русские поэты на Западе (1986). Некоторые претерпели значительные изменения по сравнению с предыдущей редакцией, но место и время их написания остаются определяющими.

Это — не сборник, не избранное, а книга, тон и смысл которой навеяны конкретными пейзажем и атмосферой. Издание неновых стихов ни в чем не соотнесено у меня с ностальгией, чьей ласки я пуще смерти боялся там, но так и не узнал здесь. Наоборот, здесь я уверился, что деятельная мысль и нравственное чувство не поклоняются камням и деревьям, труду подневольному предпочитают труд свободный, а любви безответной — любовь разделенную.

Вы все желали мне добра.

Никто из вас меня не предал.

Друзьями были мы вчера.

На том простите. Мне пора.

Я жил меж вас и зла не ведал —

Но изменились времена:

Душа сочувствия не просит.

Вы всё сказали ей сполна —

Крылатая умудрена

И преткновений не выносит.

Другие воды и поля

Меня вплотную обступили.

Под сводом нового жилья

Кассандра нищая моя

Скользит, бела от дольней пыли.

19.10.78

Заблуждений земли

Мне забвенье пошли

И на строгий Твой рай

Силы сердцу подай.

Боратынский

* * *

Воробей — терпеливая птица.

Мне, быть может, когда я умру,

Суждено в воробья превратиться

На сквозном ленинградском ветру.

Как само естество, обезличен,

Равнозначен себе самому,

Воробей оттого симпатичен,

Что живёт, не вредя никому.

Потому ли, товарищ мой нищий,

Осторожный жилец чердака,

Ты мне дорог, что голос твой чище

И надёжней, чем эта строка?

Ничего мне от жизни не надо —

Дайте только пропеть воробью,

Просвистеть в полутьме виновато

Безголосую песню свою.

27.02.78

Негодованье тщетно, скорбь пуста:

Для них струны не стоило касаться.

Вся жизнь — неутолённая мечта,

А не Элизий, как могло казаться.

Определилось наше место в ней.

Не сетуем: его мы заслужили.

Другой, явись мы ярче и сильней,

Сограждане канон бы нам сложили.

— Ты в честолюбцах, помнится, ходил...

— А ты порой сочувствия искала...

Теперь не то: с владевших нами сил

Кисейные упали покрывала.

— Отшельничество будет наш Эдем,

Нирвана с ленинградскою пропиской...

— Нельзя быть всем, но можно быть ничем

И долею не тяготиться низкой.

14.09.79

* * *

Чем дальше, тем меньше хочу

Менять этих дней оболочку.

Чем дальше, тем строже шепчу

Мою одинокую строчку.

Она всё верней и верней

Одну замыкает орбиту.

Всё прошлое собрано в ней

И всё предстоящее скрыто.

В кругу примелькавшихся лиц

На дружбу всё меньше надеюсь,

Но в душах животных и птиц

Читаю легко, как индеец.

19.10.76

* * *

Нет на земле ничтожного мгновенья.

Боратынский

Всё это беды человечьи —

О них не станем говорить...

Не плачь! Свари остатки гречи,

Чтоб утром дочку накормить,

Да крошки хлебные в кормушку

Смети для нищих птиц. А мне

Вели закончить постирушку,

Приладить метку к простыне.

Есть важный смысл в занятьях малых.

В нём — обойдённых торжество.

А кто тебя унизил — жалок,

Он — раб на троне: пусть его...

Нам гордость ведома иная,

Земля просторная, ничья:

Собою жить, не презирая

Ханжу, набоба, палача.

Властителям и судьям тяжек

Живой обыденности миг,

Невнятны судьбы без поблажек

И человеческий язык...

Развешу дочкины колготки,

Отмою кляксу на плите —

И в коммунальном околотке

О вольном возглашу труде.

16.11.78, 1989

* * *

Ума ли, как царь Соломон,

Просить? Но вокруг — легион

Вменяющих небу поправку.

Нет, мы фаталисты. Мы те,

Кто верен своей нищете,

И нищими явимся в ставку.

Природа не терпит пустот,

Чем сходна с душою. Я тот,

Кто нужен. Как гость у колодца,

Я здесь не случаен: со мной

Мой посох, мой жребий земной,

И пир без меня не начнётся.

10.01.79

* * *

Любовь — непозволительная блажь.

Влюбляться, быть отвергнутым, любимым, —

Всё как-то стыдно в век счастливый наш,

Смешно, актерским выведено гримом.

Твой собеседник — в тридцать лет старик.

Жизнь кончена, остались гнёт и мука, —

Примерь ему напудренный парик,

Друг шалости, удачи и досуга!

Куда девался крохотный Руссо,

За пазухой сидевший проповедник?

Нас переехавшее колесо,

Сдаётся мне, еще не из последних.

1.11.78

* * *

Ты — зерно справедливости, детство!

Символ Зорро вспорхнет со стены

И взлетит, озирая наследство

Ни на что не похожей страны.

Соучастьем, наивностью жеста

И надеждой прохожий согрет:

Вдруг и в жизни отыщется место

Твоему сиротливому зэт?

17.11.78

* * *

Правота, как душа, с человеком

Неразрывна, в него вживлена.

Отрыдавшись над вечным ночлегом,

В неизвестность уходит она.

Застывает ее содержанье —

Точно ангел извлёк электрод

Из раствора, гася мирозданье,

Обездвиживая небосвод.

Правота, как душа, человека

Продолжает по смерти его,

Безделушками нового века

Невзначай оттеняя вдовство.

Нашей крови, меж нами скитаясь,

Ищет, плоти алкает в родстве, —

И четвёртого века китаец

Вдруг себя обретает в тебе.

6.11.78

* * *

(1)

Мала, точно демон Максве́лла,

В пылинке сгорая дотла,

Ты, девочка, ввысь улетела —

И счеты со мною свела.

К чему, астеничная Муза,

Ты смерть мою копишь в крови,

Не ценишь земного союза,

Бежишь постоянной любви?

За долгую нашу разлуку,