Юрий Колкер - Далека в человечестве. Стихи (1974-1980, 1989)

Ты и радость, и мука моя.

Говорят, за тобою ухаживать — дар:

Кто, бездарный, несчастлив, как я?

Тот, чьей тенью я в этих пространствах ведом,

Был, как я, идеала должник,

Совершенства искал, изводился стыдом

И под гнётом соблазнов поник.

Резонёрством не спасся, и нам не спастись —

Ну, а всё же?.. кто знает! а вдруг

Дневниковая исповедь, твой фронтиспис,

Облегчит застарелый недуг?

Невозможно мне было, пока ты слаба,

Не отдаться капризам твоим, —

Но целительным свойством известны слова,

И душа моя тянется к ним.

Слово властвует: зависть, распущенность, злость

Разрушительных сил лишены.

Выздоравливай, деточка. Средство нашлось.

Мы друг другу почти не нужны.

27.08.79, 1989

Память мудра: на кошмары наложен запрет,

Но не всесильна: оставлен простор укоризне.

Бедная девочка! Если назад посмотреть,

Сколько мы с нею наделали дел в этой жизни...

Стоило души нам терпким стыдом напоить

И поумнеть, как последняя гавань маячит.

Если, как ленту, всю жизнь просмотреть предстоит, —

В этом и казнь. Непомерней не мог Он назначить.

29.11.80

Пари, мой гений, гальциона —

Над гладью меркнущей реки,

Под синей твердью небосклона,

Ухмылкам черни вопреки.

Твои крыла в лазури тонут,

На них Создатель славу льёт,

Людскою низостью не тронут

Твой ослепительный полёт.

Пока твоё круженье длится,

Вся жизнь — сплошное торжество.

Пари, чтоб смыслом поделиться,

Со мной, теряющим его.

9.08.79

* * *

Зима наступает, Вивальди спешит

В притихшие наши сады.

Лист, ветхий как марля, уже не шуршит,

Осунулись неба черты.

Не этим ли утром петунья цвела,

Лобелия и ноготки,

В головку цветка проникала пчела,

И чайки паслись у реки?

Должно быть, мы долго бродили с тобой:

Свинцовою сделалась синь,

Приблизились скрипки, померкнул гобой,

И ясно звучит клавесин.

20.07.80

1

Мальчик о счастьи писал.

Тему он знал безупречно.

Кто его труд направлял?

Дух, пребывающий вечно?

Счастье — особый предмет.

Тот, кто несчастлив, не знает,

Чей гипнотический свет

Волю к труду поощряет.

Окна распахнуты в сад.

С нотами мраморный столик,

Осень, и мальчик ей рад —

Счастлив, прилежный католик.

Сон мимолетный бежит

Детской просторной кровати.

Что на пюпитре лежит,

Кто — Мысливечек, Скарлатти?

Нас, чтобы выжили мы

В Зальцбурге немузыкальном,

Моцарт выводит из тьмы

К радостям нематерьяльным,

Нас, если труд уступил

Место сомненьям и скуке...

Тот, кто несчастлив, забыл

Моцарта сладкие звуки.

2.10.76

2

Я вспоминаю иногда

(хотя и память — плод запретный),

Как поздней юности звезда

Вела мелодией заветной.

Не страшен голод и погром

При этом сладостном напеве,

Но мы — проглочены живьем,

Полмира у кита во чреве.

Подошвой Млечный Путь закрыт.

Скопцы построены в колонны.

Сизиф Сизифу говорит:

— Нас миллионы, миллионы!

Я вспоминаю иногда,

Как если б счастье возвратилось,

Минуты вольного труда,

Судьбы неслыханную милость...

2.10.76

3

Он был еще молод, когда,

Прося подаянья,

За ним увязались нужда,

Тоска и страданье.

Он был еще полон собой

И полон надежды,

Когда его тесной гурьбой

Обсели невежды.

Я знаю, что времени нет,

Иссякло терпенье,

И все-таки счастье — предмет

Его вдохновенья.

Я знаю, как жизнь невзначай

Становится болью,

И все-таки — счастье: пускай

Не с ним, не с тобою...

3.10.76

* * *

У женской нежности завидно много сил.

Анненский

Ты, ласточка, вольна, а вольности не спится.

Лазурью и листвой осмыслен твой полёт.

Ты — спица в колесе поэзии, ты — жница

Воздушных струй, ты — нежности оплот.

Я имя милое хочу связать с тобою,

Семь смыслов, семь страстей сосредоточить в нём,

Семь истин приручить, а ты меж тем восьмою

Увлечена в лазурный окоём.

Лети, одушевляй! Ты выше аллегорий.

Беспомощны слова. Лишь вечный небосвод

Вместит твою мечту, твой ареал, который

Несбыточною нежностью живёт.

24.10.80, 1989

Она под небом Крыма,

Где даль ясна, где мысль вольна —

Моим стихом хранима,

С морской волной дружна.

Волна бежит от Крита

Через Босфор до Крымских гор —

И блеском нереида

Спешит насытить взор.

И я бы мог на юге

Не знать забот у древних вод,

Но ласточка разлуки

Гнездо над нею вьёт.

23.08.80

Зое Эзрохи

1

Ты, Аматузия нежная,

дар сей прими благосклонно:

Новая жрица твоя,

кинув кружок Аонид,

Тебе творит возлиянье,

но дружбы с Игеей не водит,

Бахус также ей чужд —

тем драгоценнее дар.

2

Увы, Игея в наш век

в большей чести, чем Киприда!

Правило это старо:

тот в чести, кто суров,

Но и Прекрасная прав

над нами своих не теряет —

Чувствую: взыщется мне

этот кощунственный стих.

28-29.08.80

1. ЕЕ ПОРТРЕТЫ

Вот фотографии. Осталось их немного:

Одни я выбросил, другие потерял.

Ты хороша на них: живым дыханьем бога,

Нектаром юности проникнут матерьял.

Десятилетие, как листья облетели...

Я дверь в котельную закрою на крючок —

И стих ямбический слоняется без цели,

И заливается под нарами сверчок.

Как в пору ту мы все блаженны, даровиты!

Лишь нет еще судьбы: она шумит в листве.

Поди скажи в наш век: волшебные ланиты.

А всё-таки скажу, останусь в меньшинстве.

Канова их ваял, расписывал Понтормо,

Но дорианов бес не дремлет на посту:

Я прикасаюсь к ним — и оживает форма,

И милые черты стареют на лету.

20-21.11.80, котельная ЦНИДИ

2

Ты права: я добился немалого!

Оглянись, посмотри на меня —

И найдешь неудачника вялого,

Потерявшего гриву коня.

Опустившегося, бесконтрольную

Жизнь ведущего, день ото дня

Больше, вечности давшего вольную, —

Оглянись! Ты увидишь меня,

Все иллюзии похоронившего,

Распростертого во временах,

В кочегарке, за бойлером, нищего,

В провонявших мазутом штанах...

— Это он ли, — ты спросишь с сомнением, —

Там, на юге, где плещет волна,