Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

Это дерево с ветхой листвою
стало солнечным шаром литым, —
это дерево скорбное стало
склепом мертвенным… и золотым.

Приготовилось к смерти спокойно,
примирилось уже, что мертво…
Два томительных месяца муки
позлатили страданья его.

Память мне изменила…
Где он, тот рудокоп,
отрывший некогда эту жилу.

Память мне изменила…
Рудник пластами веков,
пластами песков завалило.

Память мне изменила…
Света конец недалек.
Эту тайну время сокрыло.

Капли над водою…
По речным затонам
камыши пригнуло
к берегам зеленым.
Как запахло странно
стылыми цветами!

Льет над омутами…

О челнок мой утлый —
в беспросветном мире,
как надежда, смутный!
Над рекой седою
сердце сиротою!..

Капли над водою…

То, что я на земле,
то, что я — это темная, узкая улица,
это скользкий холодный чулан,
вечно запертая тюрьма, —
не сможет никто отрицать.

То, что ты в небесах,
то, что ты — это тихое пестрое облачко,
это вольная странница птица,
легкий ветер последних минут, —
не сможет никто отрицать.

Приютил кипарис воробьиную стаю.
Спелым яблоком солнце в воде раскололось.
День, как дерево, стих. И в полях, отлетая,
перекликнулся с ангелом девичий голос.

С виноградных холмов по зеленым террасам
катит роговой пылью бубенчик повозки
и журчит, как серебряный след за баркасом,
зыбью женского смеха дрожа в отголоске.

Звезды смотрят на мир. Обитатели в сборе.
Грустно руки мужские легли на колени.
И в задумчивый час только ветер, как море,
набегает на каменный остров селенья.

Возник тишайший щебет ласточки-простушки,
и в нем — долина, бриз, голубизна ручья…
Как будто дремлешь наяву, а на подушке, —
твоя слеза дрожит, улыбка ли твоя?

Сполохи красок ослепят в рассветной дали
любовь дремотную…
Волшебница-весна,
твой свет блеснет, рассеяв скорбные эмали,
едва душа моя пробудится от сна!

Роди на свет, весна, в моем гнезде тоскливом,
как молодая мать, божественный цветок!
Чтобы, как ласточка, в беспамятстве счастливом,
я в новом — старое гнездо узнать не мог!

…И я уйду. А птица будет петь,
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый.

На склоне дня, прозрачен и спокоен,
замрет закат, и вспомнят про меня
колокола окрестных колоколен.

С годами будет улица иной;
кого любил я, тех уже не станет,
и в сад мой за белёною стеной,
тоскуя, только тень моя заглянет…

И я уйду; один — без никого,
без вечеров, без утренней капели и
белого колодца моего…

А птицы будут петь и петь, как пели.

Я погрузился в рощу.
Как роща благоухала!
Благоухала — непостижимо!

Я погрузился в речку.
Как она убегала!
Как убегала — непостижимо!

Бесчисленные башни стоят как на котурнах,
в закатной позолоте передо мной маяча.
И в каменном экстазе красот архитектурных
душа бредет по свету, безмолвна и незряча.

Последний луч ложится на плечи пилигрима.
Мой мир необитаем и полон тишиною.
На вечном горизонте светло и нелюдимо,
и что ни шаг — пустыня смыкается за мною.

И странно… смутный ветер охватывает тело
и стершиеся даты ясней и достоверней…
сегодня понедельник… сентябрь… уже стемнело…
и плачет над селеньем… убогий звон… вечерний…

Как в зеркало, в дружбу
глядят наши души…
А на закате стало небо
еще спокойней и бездонней.
Сегодня вечером повсюду
тебя я чувствую, Антонио.
А этот Аполлонов вечер,
он пахнет музыкой и раем,
и наши лиры мотыльками
в закатном пламени сгорают.
Ах, наши лиры на закате,
где струны — огненные струи!
Не к ним ли завтра эти розы
прильнут бессмертным поцелуем?
А ты — в дали, где солнце тонет, —
ты помнишь обо мне, Антонио?

Щемящие сумерки позднего лета
и дом по-осеннему пахнет мимозой…
а память хоронит, не выдав секрета,
неведомый отзвук, уже безголосый…

Вдоль белых оград, как закатные пятна,
последние розы тускнеют лилово,
и слышится плач — далеко и невнятно
…забытые тени зовут из былого…

И чье-то мерещится нам приближенье,
а сердце сжимается вдруг поневоле,
и в зеркале смотрит на нас отраженье
глазами чужими и полными боли…

Увядшие фиалки… О запах издалека!
Откуда он донесся, уже потусторонний?
Из юности забытой, ушедшей без упрека?
Из женского ли сердца, из женских ли ладоней?

А, может, залетел он по прихоти случайной
рассеянного ветра, затихшего за лугом?
Или в стране забвенья, зеленой и печальной,
он вторит отголоском надеждам и разлукам?..

Но по-девичьи пахнет весенними ночами
и старыми стихами и первыми слезами —
серебряным апрелем, померкшим от печали,
…безоблачной печали, смеявшейся над нами…

Бродят души цветов под вечерним дождем.
О ростки желтоцвета по кровельным скатам,
вы опять отогрели заброшенный дом
нездоровым и стойким своим ароматом!

Он как голос, который заплакать готов,
или сказка лесная, с лачугой в низине,
где невеселы краски, и много цветов,
и большие глаза нелюдимы и сини…

Привкус горя навек с этим запахом слит
и возник в незапамятно-давние годы…
Крыша пахнет цветами, а сердце болит,
словно эти цветы — его желтые всходы.