Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

Жаль, что небо не банк, не песеты небесные звезды —
долговые расписки с собой захватила она!
…Но зато ей достались бесплатно дочерние слезы —
их в тенета могильной травы заманила весна.

Опускает долу глазки тараканьи
и — в экстазе — жидкого белка нежней,
только… сердце у нее, как твердый камень,
потому что небо равнодушно к ней.

Уважает сильных мира. Но, бедняжка,
в собственном дому она почти что нуль…
Эту деву — ах! — увидеть бы в рубашке! —
запах бани и начищенных кастрюль.

Сосчитает кур. Прикинет, подытожит.
Не несется? — Так под нож ее, под нож!
Яйца дороги на рынке? Ну и что же, —
ведь курятина дороже…
Ты живешь

нелегко, моя соседка! Сердце
это жаждет света, ждет пресветлого Христа!..
Вперемешку все… Подобье винегрета…
А в желудке — ежедневно — скукота!

В солнечном мареве, радужном, светлом и зыбком,
тают и тонут цветы на весеннем лугу;
ты убегаешь и каждым движением гибким
легкость античную воссоздаешь на бегу.

Синей тесьмой горизонт золотой опоясан,
и в идиллическом шуме гигантской сосны —
из-за холмов приходя отголоском неясным —
всплески морского волшебного гимна слышны.

Лесбос {16} 16 Лесбос — греческий остров, на котором жила поэтесса Сафо (VI в. до н. э.). ли это?.. Иль, может быть, Крит {17} 17 Крит — остров у берегов Греции, колыбель древнейшей культуры, в греческой мифологии — место подвига Тесея, победившего чудовище Минотавра. ? Иль Китира {18} 18 Китира (Кифера) — греческий остров, у берегов которого согласно мифу родилась из морской пены богиня любви Афродита Урания. ?..
Время сместилось… Реальности блекнут черты,
снова кентавры встают в дуновенье зефира,
я — Аполлон, и Дианой мне видишься ты.

Над крышами скользнув, течет поток червонный,
в бездонной синеве разбрызгивая злато;
счастливые цветы, разлив зеленых листьев,
весна хмельных полей — все золотом объято.

Поля хмельной весны облиты позолотой —
червонною тоской далекого заката;
над платиной речной прохлада луговая,
пернатых суета и ветерок крылатый.

Я — словно обнажен. Я — золота частица…
Язычником бы стать, среди нетленных статуй
вне времени бы жить — бездумно, бестревожно —
и быть сильней богов, огромнее заката…

Суденышки малые у причала; стала
река унылой канавой с кровью темнее сажи…
Тиной покрыты пляжи; к закату похолодало…
В сумерках ветер стонет горестно и протяжно.

Матросы сошли на берег, руки в карманах,
в зубах у каждого трубка… В тиши неприветной
намокшие чайки выныривают из тумана
и громко горланят, кружа над крепостью ветхой.

Падает вечер; на небе свинцовом, хмуром
ни звезд, ни луны. Из прокопченной харчевни —
сквозь меланхолию стекол — видна гравюра:
чернеют баркасы в черном порту вечернем.

Меня баюкает ливень; баюкает, словно
каких-то стихов незнакомых нежные ритмы…
О закоулков зеленый сумрак! — к нему прикован
взгляд черных глаз, печальных и полуоткрытых.

Замкнуты двери. Приглушенно звучит беседа…
Говорят, что наша душа скитается где-то
дождливыми вечерами…
В глубине коридоров
сны проплывают облаком еле заметным…

Улица вся промокла. Дрожа, хоронятся птицы
под плющом густолистым. Школьницы мчатся стайкой,
книги к новорожденной груди прижимая,
под огромными бабушкиными зонтами.

Вот и глаза открылись… Перекрученной нитью
струи тянутся с неба… И, говоря откровенно,
надоело смотреть на игру пузырей мгновенных,
на зеркало тротуара в наплывах пены.

Полнолунье наполнено запахом розмарина.
Над морем прозрачным и необозримым
соцветья созвездий горят серебром старинным.

По белым холмам нисходит весна в долину.
О сладость меда, о бриз, пролетевший мимо!
По лугам бы помчаться в порыве неодолимом!

Поле — в глазури, в лазури — небес глубины.
И жизнь становится сказкой неповторимой,
и бесшумно ступает любовь по тропе незримой.

Первых дождей наслажденье!
В монотонной прохладной лени
дождя — уже сгущается темень —
воспоминанья, как наважденье!

Явь городов, города сновидений,
братьев проказы, нравоученья
старших, совести угрызенья,
школьные огорченья,
улыбки сочувствия, переплетенье
радости и печали, тени
умерших и мыслей круженье…

Поцелуи, быстрые, как мгновенья,
поцелуев степени и ступени!
Первых дождей наслажденье!
Печаль, поцелуи, капель паденье…

Эбеновый мрак текучий,
куст перламутровый в нем.

Король Хуан прикоснулся
в полночь к розам цветущим
белым своим огнем.

На крутое небесное дно —
опаловой башни круче —
плескучее море возведено.

Конь, черноты чернее,
вынес из моря, впрягаясь в волну,
женщину — белую белизну.

И помчалась по пляжу
округлость нагая,
переплетая белый и черный цвет.

И, словно собака,
волна, округлая и тугая,
не отступая, не отставая,
на мокрый песок набегая,
катилась за ними вслед.

Звезды сражались
на полях небосклона.

Под черными шатрами
пересверк зеленый,
фейерверк червонный.

Звездное слово — лазоревое пламя,
земли касаясь,
рассыпалось звоном
над затишьем сонным.

Если б только роз я жаждал!..
Только звезд — и больше ничего!..
Но в явленье малом каждом
вижу то, что видно сквозь него.

Историю жизни моей
вам я хочу рассказать.
Эта жизнь была золотая, —
о радуга, в сердце моем разлитая! —
эта жизнь была золотая,
королевским дворцам под стать.