Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый

— Да, он переехал в иное место, но мы вам устроим с ним встречу, если это, конечно, понадобится. — Офицер сочувственно закивал и снял трубку телефона. Набрал неторопливо номер.

— Оберштурмфюрера, пожалуйста. Хайль Гитлер, господин оберштурмфюрер. Докладывает унтерштурмфюрер Рейнхольд. На квартире доктора Петерса задержана молодая особа, назвавшаяся Ирмой Линдус. Документы в полном порядке. «Легенда» вполне правдоподобна. Так. Слушаюсь. — Он положил трубку и крикнул: — Отто, Эрик, немедленно доставьте девушку к оберштурмфюреру Вайсу.

В дверь кабинета Вайса вошла секретарша.

— Задержанную доставили, господин оберштурмфюрер.

— Давайте ее сюда.

Вайс пристально смотрел на молодую женщину. Это было его манерой — постараться составить свое мнение о человеке еще до ознакомления с документами и до начала допроса. Выработать подход к субъекту и форму дознания.

«Лет двадцать пять, может быть, немножко меньше. Интеллигентна. Красива. Очевидно, умна. Немного нервна и впечатлительна. Эмоциональна. Держится настороженно, скорее всего, новичок, не исключено — это ее первая подобная акция. Старается смотреть в глаза. Дескать, я вся тут, скрывать мне нечего. Наивное дитя! Разумеется, это именно та связная, которую катерники спугнули с подводной лодки. Агент докладывал, что дублирующим каналом может явиться не имеющая прямого контакта с подпольщиками квартира зубного врача Петерса. Значит, она знает, куда ушли и где скрываются моряки с подводной лодки. Связь у нее с подводниками наверняка есть — русские своих ни за что не бросят, пока не убедятся или в полной безопасности товарища, или в полной невозможности ему помочь».

Он взял лежащую перед ним голубую папку. Медленно просмотрел донесение и документы, отобранные у девушки. Прищурился и нажал на кнопку звонка.

В дверях появилась секретарша и с ней гестаповец.

— Отправьте, пожалуйста, в седьмую камеру. — Вайс заметил, как на лице задержанной мелькнуло не то недоумение, не то удивление.

«Это хорошо, — отметил про себя. — Она ожидала допроса, чего угодно, но не того, что произошло».

Девушку увели.

— Ваше мнение, штурмфюрер? — Вайс повернулся к сидящему в уголке Вальтеру.

— Это, несомненно, та связная. Хрупкая, слабая девчонка. Работает за идею. Комсомолка, а то и коммунистка. Подкуп, мне думается, исключен. Как большинство молодых, здоровых и красивых людей, жизнелюбива. Отсюда — допрос третьей степени, обещание сохранить жизнь, и правда из нее посыплется, как переспевшие желуди с дуба.

— Присаживайтесь, Вальтер, поближе и давайте пофилософствуем.

«Начинается… — подумал штурмфюрер. — А время идет, и только бог ведает, что натворят шестьдесят красных матросов, которые шляются сейчас по нашим тылам».

— Допрос натур тонких, а тем более женщин, дело тоже тонкое, и грубости здесь быть не может, разумеется, физической.

— Так точно, — скрывая недовольство, коротко ответил Вальтер.

— А посему сейчас вы пойдете к фрейлейн, зачитаете то, что мы имеем за последние три дня. Подчеркиваю: зачитаете — и никаких вопросов. Бесстрастным голосом опишете картину событий, не реагируя на ее реплики, комментарии и прочее. После этого, не давая прийти в себя, отправьте ее в камеру и установите наблюдение за поведением. Надеюсь, вы меня поняли?

— Так точно.

— Завтра утром после небольшой беседы со мной мы покажем нашей подопечной кинофильм номер три особой серии…

Рано утром, войдя в кабинет, оберштурмфюрер приказал позвать Вальтера.

Не прошло и трех минут, как в дверях появился штурмфюрер.

— Как провела ночь интересующая нас особа?

— Как черная пантера из лейпцигского зоопарка. Ходила из угла в угол. Ни разу не прилегла и не присела.

— Очень хорошо. Поведение подтверждает, что она новичок. Опытный разведчик, получив неожиданную передышку, тотчас бы завалился спать. Во всяком случае, прилег бы, чтобы сохранить силы, хотя бы физические, для предстоящего допроса. Что ж, вызывайте ее в студию.

Комната, куда ввели Ирму, выглядела необычно: квадратная, без окон, стены и потолок окрашены белой масляной краской. Слева, в полуметре от стены, небольшой диванчик. Над ним вырезы, какие обычно делают в аппаратной кинотеатров. У самого пола два динамика. Рядом с диваном стол, за которым в кресле сидел вчерашний оберштурмфюрер. Справа маленький столик, на нем кофе, бутылка коньяка и сигареты.

— Заходите, пожалуйста, фрейлейн, присаживайтесь. — Офицер поднялся и жестом показал на диван. — Коньяк, кофе?

Ирма села на жесткий диванчик, зябко передернула плечами, хотя в комнате было тепло.

Гестаповец вышел из-за стола. Налил в чашечку кофе и пододвинул к ней.

— Не стесняйтесь, прошу.

Она взяла чашку и поставила на стол. Затем обеими руками, одной за блюдечко, другой за ручку чашки, поднесла ко рту ароматный кофе.

Офицер присел рядом и закурил.

— Вы обратили внимание, что мы не задавали вам никаких вопросов? Не так ли?

— Я ничего не знаю, меня задержали по недоразумению. Вы ошибаетесь, принимаете за кого-то другого, — начала Ирма.

— Не будем об этом. Так вас ни о чем не спрашивали. Почему? Да потому, что, как ни тривиально звучит, мы действительно все знаем. Вам зачитали документы и сообщения. На хуторах вы не были и так далее. Не будем терять времени. Нам известно многое, но, к сожалению, разумеется для нас, не все. Нам неизвестно, куда ушел отряд и где он сейчас. И вы нам это скажете.

— Я ничего не скажу. — Ирма запнулась. — Я просто не знаю. Мне ничего не известно ни о каких моряках.

— Зачем же так поспешно и неуклюже: то не скажете, а уж потом не знаете. И почему о моряках? Я же упомянул об отряде! Не собираюсь ловить вас на слове. Я уверен, вы сообщите, куда делся отряд подводников, — теперь я говорю, что это моряки.

— Я ничего не знаю. А про моряков мне сообщил вчерашний офицер, — попыталась вывернуться Ирма. — Можете делать со мной все, что хотите, мне безразлично.

— Это уже хорошо, что вы заговорили. Но не стройте из себя Жанну д’Арк, вам далеко не безразлично. Опять же, к великому сожалению, теперь уже для вас, фрейлейн, все то, что говорят о нашем учреждении во всем мире, — правда. Больше того, преуменьшенная. Мы применяем такие изощренные пытки, от которых застыла бы кровь в жилах у самых отпетых инквизиторов средневековья. Они были дилетанты, а мы вооружены последними достижениями науки и техники. Все, что известно о зверствах в гестапо, — правда. Боль для каждого гомо сапиенса остается болью, а Муция Сцеволы из вас не получится.

Ирма почувствовала мелкую дрожь во всем теле, перехватило дыхание, закружилась голова.