Олег Ильинский - Стихи. Книга Пятая

В уютной хижине австрийский домовой
Пугал тебя беспамятством метели
И трещиной лавины гробовой,
И угловатой резкостью расселин,
И великаном с острой головой.
За стёклами клубился сумрак белый,
А в хижине зола порозовела,
И в очаге душистой синевой
Вился дымок, и искорки алели,
И крепости янтарные горели.
За хижиной громадный спал конвой,
Несущий бремя облачного крова,
И домовой, наш сторож несуровый,
Ходил по чердаку у нас над головой.

Ходил по чердаку у нас над головой
Наш добрый сон и тяжелил нам веки,
И в острых трещинах альпийской синевой
Оскаливался лёд. Нетленные навеки
Лежали там снега Авророй огневой,
Там высились хребты огромней, чем всегда,
В громадных ссадинах дичающего льда
Гремучие внизу светились реки,
Стремился вниз поток с лесистого седла,
Разбившись по пути на два больших крыла:
Они стремглав по камню полетели,
Поскальзываясь на уступах скал,
И синеватый ледяной кристалл
Пугал нас страхами до сладкой дрожи в теле.

Пугал нас страхами до сладкой дрожи в теле,
Домой нас загонял и под защиту брал
От вьюги ноющей, от свищущей метели
Скрывал под тенью ледяных забрал.
Снега капелью солнечной потели,
Наш милый сказочник, наш добрый домовой
Хранил нас от лавины голубой,
Верней барометра предсказывал обвал,
Среди камней указывал нам тропы
На ледяной водораздел Европы.
Мы принимали солнечный парад,
Наш умный домовой, наш сказочник немецкий
Нас тешил радугой, манил игрушкой детской,
Творя под веками цветистый маскарад.

Творя под веками цветистый маскарад,
Он время отменял, вычёркивал пространство
Он магом был сюрпризов и шарад
И ворожил над картой наших странствий.
И проводя меж каменных преград,
Он нас манил альпийским бубенцом,
И возникал сосулькой над крыльцом,
И был по-детски нашим играм рад,
Затеям нашим в этом зимнем блеске,
И голова вертелась в красной феске.
Хрусталь заманчив был, как виноград,
И рококо над хижиной светилось,
И домовой, наш повелитель милый
Сюжет придумывал, своей находке рад.

Сюжет придумывал, своей находке рад,
Пока туманы на камнях лежали,
Пока мерцали звёзды у оград
И облака к альпийским склонам жались
В лучах алмаза в миллион карат.
И было нас под солнцем только двое,
И пахло в доме подожжённой хвоей.
Тугим кольцом нас горы окружали,
Суровый Ибсен брезжил сединой,
И Вацман шёл зазубренной спиной:
Он был неукротимым, как пират,
Но умный домовой был издавна с ним дружен,
Наш домовой, нам приготовив ужин,
Смотрел, как горы дальние горят.

Смотрел, как горы дальние горят.
Готовил утро нам и праздник нам готовил,
Крутил метели пять ночей подряд,
Гремя задвижками, в печной трубе злословил,
То солнцем тешил нас, то стлал в долину град.
В тени лесов, на этих горных седлах
Нам так уютен был альпийский этот отдых.
Титан тут мирозданье славословил
И нас весёлым будущим манил,
И легкое беспамятство хранил,
И охранял от влажного обвала.
Курился снег на сморщенной скале,
И пропадая в каменном седле,
Над хижиной вилась тропинка перевала.

Над хижиной вилась тропинка перевала,
По склону снег над хижиной бежал,
Алмазное сиянье овевало
Упрямый лес в еловых этажах.
Хрустальная резьба окошко оковала,
И было нам так радостно вдвоём
Болтать о пустяках — и каждый — о своём.
Всё было празднично — как в сказке — небывало:
О том, что может быть, чего и быть не может,
Что в окнах светится, что по ночам тревожит
Мы совещались в радужном кругу,
Варила кофе ты и чайник кипятила,
Неделя между тем прозрачная катилась,
По ней бежали сны, играя на бегу.

По ней бежали сны, играя на бегу,
Взрезая синий снег, мы бегали на лыжах,
Цвели снежинки в радужном кругу,
И все вершины подступали ближе.
Две лыжные полоски на снегу,
Нам подмигнув, бегут от дома к соснам,
Как наши зимы убегают к вёснам,
Очерчивая плавную дугу.
Алмазным мотыльком, вся в снеговой пыльце,
Ты замираешь в радужном кольце.
По склону белому я к дому подбегу
И лыжи снять я помогу у входа:
Пусть лыжи отдохнут, пусть крепнет непогода,
Нам в хижине тепло — им вольно на снегу.

Нам в хижине тепло — им вольно на снегу,
Пусть ночь свои личины нам покажет,
Густеет сумрак, и кипит чугун,
И нам чулок старуха вьюга вяжет,
Не размыкая побелевших губ.
Но в полночь стало тихо за окном,
Стоит луна серебряным пятном,
И зеркальцем морозным и витражом,
Неся с собой прозрачность облаков
И синеватый сумрак ледников
На радиусе тихого овала;
И знает наши сны, и сказок рой ведёт,
И горы замыкает в хоровод.
Пока усталость нас железным сном сковала.

В альпийской хижине зажжён для нас камин,
Дрова припасены и постланы постели,
Подъём упорен был, но шаг неутомим,
Лишь сосны пегие навстречу нам пестрели
И розовый очаг нас в хижину манил.
В уютной хижине австрийский домовой
Ходил по чердаку у нас над головой,
Пугал нас страхами до сонной дрожи в теле,
Сюжет придумывал, своей находке рад,
Творил под веками цветистый маскарад.
Над хижиной вилась тропинка перевала,
По ней бежали сны, играя на бегу,
Нам в хижине тепло — им вольно на снегу,
Пока усталость нас железным сном сковала.

Опять навру про сорок пятый год,
Опять привычно зашифрую имя,
Как будто у тебя других забот
Недостаёт, чтоб нянчиться с моими.

Ты удивишься и пожмёшь плечом,
Припомнишь даты школьного журнала
И скажешь «Я бесспорно, ни при чём,
Свидетель Бог, я ничего не знала».

Л между тем, отсвечивая синим
И по сырым кварталам проходя,
Тебя в мои тетради заносила
Серебряная скоропись дождя,

А между тем — прохладным поплавком
В воде качалась лодочная пристань,
И с озера тянуло холодком
И огоньком рябило серебристым.