Клавдия Пестрово - Цветы на подоконнике

Тут, по субботам, в опьяненьи диком,
Отец посуду исступленно бьет
И новорожденный исходит криком
А мать храпит, разинув темный рот…

… Коснутся ль блестки счастья, слепо рея
И этих?.. Небывалою весной?..
Но с каждой ночью, голос все слабее
Ребенка, плачущего за стеной.

Трамвая нет. Дождь зачастил не в шутку.
Бьет ветер. Потемнел асфальт от брызг.
Запахло сыростью и пылью в будке
И, в шуме дождика — собачий визг.

Вокруг прохожих — скрытых под зонтами,
Угрюмых, злых, стремящихся домой,
Усталый, мокрый, с впавшими боками,
Повизгивая, бродит, «брат меньшой».

Бездомный пес, ты никому не нужен,
Напрасно ласков взор умильный твой.
Один спешит в театр, другой на ужин,
Нет никого, кто б взял тебя с собой.

Как объяснить тебе мои докуки?..
Что дома я — не дома, дом — чужой.
Что я моту?., Лишь сжать, до боли, руки,
Лицом к лицу с реальностью крутой.

И я кручу, кручу на сумке пряжку,
Стараясь оправдаться пред тобой.
Я бормочу, что с улицы бродяжку
Не смею я вести к себе домой.

Как нам с тобой понять, неумным, жалким,
Что на земле, прекрасней кущи роз!
Нужны — зачем-то — писк котят на свалке
И твой бездомный вопль, мой бедный пес.

И так стоим, на улице пустынной,
Ты — потому, что некуда идти,
Я — с гневным сердцем от судьбы звериной,
Растерянно стою, стыдясь уйти.

Потом, вздохнув, ты лег на тротуаре
(Покорно так) и горестно застыл.
Вбежав в трамвай, я слышу, как в кошмаре,
Как ты негромко, жалобно завыл…

И ночью той, мучительной, бессонной,
Я не могла заснуть, придя домой —
Все чудилось, сквозь дождик монотонный,
Что слышу я смиренный, тихий вой.

Все жгли меня вопросы без ответа —
Как их решить?.. Как мне прозреть, слепой?
Зачем всё так?.. Как страшно жить на свете!..
Как славословить жизнь, паря душой?..

Клубился город мокрою толпой.
Котенок вымокший, чихая тихо, —
Асфальтовой пустыни злое Лихо, —
Бродил, как тень, по мокрой мостовой.

Он, синегубо раззевая пасть,
Мяукает, беспомощно-беззвучно.
Скользит в воде, стараясь не упасть
И людям в ноги тычется докучно.

Дрожит на улице больной зверек.
Гранитные сердца неумолимы.
Снует толпа, спешит. Проходят мимо…

Пахнут розы. Звезды блещут ярко.
Вся в цвету прекрасная земля!
Нить прядет седая, злая Парка,
В темных пальцах вьется жизнь моя.

Ужас, горе, страхи, униженья —
Всё на нитку!.. Старая карга!
А вокруг — восторг и песнопенья!
Волны сини!.. Ярки берега!..

И когда обид, потерь и скверны
Чаша перельется через край —
Ангел строгий, в шуме крыльев мерном,
Унесет меня в Звериный Рай.

Там, в просторах золотых и синих,
Многих, многих я друзей найду.
Мне навстречу, бросив апельсины,
Закартавит звонко какаду.

Он, соседской кошкою помятый,
Перестал дышать в моих руках.
Будь здоров, мой милый друг крылатый!
Хорошо ли в Божеских садах?

Ласково потрется мне о ноги
Кошка, заболевшая паршой.
Каждый уходил с ее дороги,
Хоть жалел, конечно, всей душой…

Вот и ты, бездомная собака,
Тычешь в руку мне холодный нос.
Ты прости мне, что тогда, заплакав,
Я сбежала ночью, милый пес.

Только постояла, сердцем тлея,
Только покормила пирожком…
Это кто мне там щекочет шею?
Скворушка, с простреленным крылом!

Вишь, какой! И перья — заблестели!
Больно ты тогда был неказист.
Улетел ты через три недели, —
Помню, до сих пор, веселый свист!

Вот мартышка — черные ладони,
Помнишь тот банан, тогда, зимой?
Вот, сгоревший в шахте, белый пони,
Вон и конь, ободранный живой…

Вот оно, пришло, — что вы искали!
То убежище от всяких бед,
Где ни униженья, ни печали,
Где ни воздыханий больше нет.

Тут никто нам — никогда! — не скажет:
Прочь, бродяга!.. Нечего смотреть!
Не заморит голодом, не свяжет,
Не прогонит, не поднимет плеть…

…Знаю, — будет, будет так, когда я
Грохнусь навзничь в жизненном бою
И застыну, горькая и злая,
Чтоб очнуться в ласковом раю…

Я даже больше не молюсь, —
Лишь только пред Твоей иконой
Я ставлю свежие цветы,
Немой смиренной обороной.

Мне жизни не понять вовек.
Живу, грешу и горько каюсь
И пред молчанием Твоим
Неоднократно отрекаюсь.

О, нет!.. Я больше не молюсь,
— Отступнице ли ждать пощады? —
И только свежие цветы
Я приношу Тебе из сада…

Дней отмерянных рвется намётка.
Жизнь ускользает попусту, зря.
Вспомнишь, зачем-то — в снегу решетка…
Снег крутился вокруг фонаря…

Лжет надежда, прекрасная лгунья:
— Подожди… Что-то там, впереди!.. —
Как томится душа в полнолунье,
Закипая слезами в груди.

Подводи, если хочешь, итоги,
Как скупец у пустого ларя —
Вот, она — уже тут, — на пороге!..
…Снег крутился вокруг фонаря…

Свершилось. Глупость победила разум.
От злых безумцев отстранился Бог.
Нажаты кнопки. Смерть объяла сразу
Весь север, юг… и запад и восток.
Огонь и дым… Милльоны миллионов…
Брат брату не успел сказать «Прощай!»…
………………………………………………

Утихли человеческие стоны.
Навеки замер щебет птичьих стай.
Не стало рыб в прохладе вод зеленой,
Ни топота степного табуна,
Ни гуда пчел в шиповнике сожженном…
Царила жуткая повсюду тишина.

Как прежде бьет о брег волна морская,
Закат янтарный золотит поля.
Безмолвная, нагой красой сияя,
Летит в пространстве мертвая Земля.

Горят лучи на скатах розоватых,
Дымится небо в гаснущих кострах.
И, струйками, дымок голубоватый
Повис на засыпающих кустах.

Земля Твоя!.. В сиреневых закатах!
В румянах расцветающего дня!
В цветеньи звездном, в буйных ароматах —
Бесценный, щедрый дар!.. Земля Твоя!

Я ж, недостойная, — в болоте ржавом
Греха, пустых забав, дневных сует —
Кляну Твой свет и мудрствую лукаво…
И меркнет в пыльном небе звездный свет.