Георгий Янс - Великолепная десятка. Выпуск 2: Сборник современной прозы и поэзии

Поэтому во двор Белка выходит в красивых скрипучих кожаных ботинках на меху, а я – в валенках, которые мне к тому же еще и велики.

Белка тут же кидается в самый снег, к копошащимся ребятам, я остаюсь в сторонке. Жмурюсь, переминаюсь с ноги на ногу и смотрю вдаль, на дорогу. Оттуда должна вернуться из магазина мама. Она заберет нас обедать, и мне не надо будет больше дышать воздухом. Я притворюсь, что простудилась, мама напоит меня горячим чаем с лимоном и никуда не пустит.

От мороза, солнца и воздуха кружится голова, перед глазами начинают пестрить черные точки. В такие минуты я чувствую приятное пощипывание в носу и легкость во всем теле. Это значит – через мгновение я брякнусь в обморок. Белка говорит, что когда я так падаю, меня начинает сильно трясти, и ей от этого очень страшно. Мама говорит, что это у меня болезнь эпилепсия, как у бабушки по Папе-призраку. Я же, в общем-то, ничего против приступов не имею: перед падением приятно, после падения за мной все ухаживают.

Тут из роя черных точек появляется круглый нос Белки, и она выдергивает меня за руку, прямо из самого начала предчувствия обморока.

– Катька, мы там на два штаба разделились. Мальчишки – в свой, девчонки – в свой. Я посчитала, нам одной девчонки в команду не хватает. Как раз тебя.

– Почему меня? – я с опаской поглядываю на пеструю ватагу детворы. Губы сводит судорогой. – Я не хочу в команду. Я маму жду.

– Перестань! – Белка тащит меня на площадку. – Тебе ничего не надо делать. Назначим писарем, и сиди себе.

– Писарем? – я безуспешно пытаюсь тормозить. – Но я не умею писать!

– Да понарошку же!

– А можно я буду рисовальщиком?

Белка даже приостанавливается от моей неожиданной инициативы.

– А что ты хочешь рисовать?

– Ну не знаю… Просто, если даже понарошку, мне будет лучше рисовать, а не писать.

Я восседаю на ледяной глыбе. Вокруг девочки катают снежные шары и возводят из них стену. Руководит Белка. Ее зеленый помпон совсем уже слез с шапки и болтается на нитке. Я слежу за ним и жду, когда тот оторвется. С другой стороны площадки свою стену строят мальчишки. У них более шумно и нет никакого порядка. Мальчишки дерутся, играют в снежки. Я думаю о том, что Белка могла бы руководить всеми сразу, ее шустрости хватит на десять снежных городов.

В стороне, между площадкой и пустырем – огромная лужа. Как объясняла мама, подземные трубы лопнули от мороза, горячая вода вышла наружу и теперь не застывает. Лужа огорожена маленьким заборчиком и табличкой «о-пас-но».

Я нахожу палочку и принимаюсь рисовать на снегу домик. Крышу, трубу, заборчик влево и тропинку вправо. Когда я начинаю вырисовывать дымок над трубой, слышу крики. Девочки по главе с Белкой бегут в сторону лужи, где уже столпились мальчишки. Я слезаю со своего рабочего места и пытаюсь разглядеть – что там происходит. Но видно только гудящую толпу детей. Подтянув заиндевевшие рейтузы, я иду туда.

Когда я подхожу совсем близко, слышу плеск воды и смех толпы. Я замечаю трясущийся на нитке зеленый помпон. Подхожу к Белке. Она заходится в смехе и тычет пальцем в сторону лужи: – Ой, я не могу, Рома Пахомов решил капитаном стать! Катька, я сейчас умру от смеха!

Рома Пахомов – это мальчик из нашего подъезда, тихий и странный. Он уже учится в школе, в первом классе. Его мама всегда рассказывает, что он по всем предметам успевает лучше всех. Рома Пахомов носит настоящий школьный ранец и очки в красивой черной оправе, отчего кажется мне очень – очень умным. Он вообще мне нравится, потому что таким, только постарше, я представляю Папу-призрака. Папа тоже очень умный и, наверняка, носит большие красивые очки. Только у него вместо школьного ранца – взрослый портфель. А еще Рома Пахомов иногда со мной здоровается. Тихо, странно и вежливо.

– Каким капитаном? – я дергаю Белку за рукав.

– Да ты только посмотри! – Белка выдергивает меня из дальних рядов, я вылетаю вперед и вижу лужу. А в ней – Рому. Он не кричит, не плачет, только беспомощно хватает морозный холод губами и тщетно пытается зацепиться окоченевшими пальцами за берег. Я застываю в ужасе. Со всех сторон слышится хохот, он сливается в единый, страшный и враждебный гул.

Я оборачиваюсь к сестре и кричу, пытаясь переорать кошмар:

– Он же тонет!!!

– Ага! – веселится Белка. – В луже!

Мороз, солнце и страх сжимают мою голову плотным кольцом, я задыхаюсь, черные точки постепенно начинают застилать глаза. Я скидываю валенки и бросаюсь в воду. За спиной слышится испуганный визг Белки.

Горячая вода, которая на морозе кажется ледяной, уже обдает всю меня, и я, почти уже в обмороке, нащупываю ранец и со всех сил тяну в сторону берега. Рома Пахомов тяжело дышит, наваливается на меня, мы почти уходим под воду. Я делаю рывок – сама не зная куда, – и понимаю, что мы вылезли из лужи. А вокруг гробовая тишина. Воздух окончательно сгущается, и последнее, что я вижу, – как зеленый помпон растворяется в темноте.

Когда я прихожу в себя, передо мной – взволнованное лицо мамы. Она мочит в ванночке со спиртом кусок марли и собирается делать мне компресс на горло. Я пытаюсь что-то сказать, но голоса нет. Мама говорит – что у меня ангина и воспаление легких, и что врачи меня еле откачали.

– Я больше не пущу тебя гулять, Катерина, – говорит она, оборачивая мое горло марлей. – Даже с Белкой. Она же не нянька твоя, чтобы постоянно следить. Вы обе – взрослые девочки. Будешь сидеть до лета дома. – она всхлипывает. – Наказание ты мое.

Тело болит. Я не могу подняться. Мне надо знать – что случилось дальше с Ромой Пахомовым, после того как я потеряла сознание. Я протягиваю руку к столу, беру лист и фломастер, рисую овальную лужу, а в ней – тонущего человечка. Я показываю рисунок маме и вопросительно смотрю на нее. Мама глядит на бумагу, хмурится, потом наклоняется ко мне и убирает потную прядь волос с моего лба.

– Ну вот скажи, почему ты под ноги никогда не смотришь, несчастная моя девочка?

Она прикрывает глаза рукой:

– Папа ваш такой же был. Ходит все, молчит. А потом как… Ай. Никогда себя не жалел – так бы и тащила его на себе, к вам в довесок.

Мама встает:

– Одно утешение – Белка. Ты, когда она из садика придет, хоть поблагодари ее. Спасла тебя, дурочку, из воды вытащила, тоже простыла вся. И Рому Пахомова спасла. Про нее даже вон – в газете написали, она всё там корреспонденту рассказала, как дело было. Придет – грамоту тебе покажет, почетную.

Как же так? Почему? Рому спасла я, я! Как же так?!… Мама выходит из комнаты, а я смотрю в потолок, и почему-то не могу ни о чем думать. Я просто жду – когда придет Белка. Мне надо узнать – что случилось с Ромой Пахомовым. Просто узнать… Только это… Больше ничего, нет.

Дверь открывается, на пороге стоит Белка. Она смотрит мне в глаза, как будто хочет в них увидеть ответ на вопрос: я ведь правильно поступила?

Читать дальше