Вильям Шекспир - Страстный пилигрим

О, если б ты могла меня ласкать,
Пока я сам не захочу бежать.

Старости не сжиться с юностью шальною:
Юность так беспечна, старость так грустна;
Юность — утро лета, старость — ночь зимою;
Юность — летний жар, а старость холодна.

Юность силой пышет, старость еле дышит;
Юный бодр, старик убог;
Юность смотрит смело, старость — охладела;
Юный резв, а старый строг.

Старость, ты презренна; юность, ты блаженна;
Молоды любви черты.
Старость ненавижу. О, пастух, приди же!
О, как долго медлишь ты!

Что красота? Лишь суетность одна,
Лишь внешний блеск, что быстро тусклым станет.
Стеклу подобна хрупкому она,
Бутону, что, едва раскрывшись, вянет.

Как суетность, цветок иль блеск стекла,
Лишь пробил час, — она уж отошла.
Не возвратишь потерянного ты;
Блеск не вернется, как ни три тряпицей;

Увянув, на земле лежат цветы;
Разбитое стекло уж не склеится.
Так красоту ничто уж не вернет —
Ни снадобья, ни краски, ни уход.

«Спи мирно! Доброй ночи!» — так она
Сказала мне, лишив меня покоя
И в келью скорби заключив меня,
Чтоб счастье я оплакивал былое.
«Будь счастлив!» — но счастливым не был я,
И ужином была мне грусть моя.

Она мне улыбалась: не пойму —
Из дружбы или ненависть скрывая?
Была ль изгнанью рада моему?
Ждала ль, что я назад вернусь, блуждая?
Да, словно призрак должен я блуждать,
И счастья мне вовек не отыскать.

Как на восток гляжу я, боже мой!
Как сердцем я кляну часы! Денница
Уже зовет нарушить чувств покой;
Но я, на взор не смея положиться,
Внимаю Филомеле, истомясь.
Пусть жаворонка б песня так лилась!

Напевом он приход встречает дня,
Прочь прогоняя тьму и сновиденья.
А ночь уйдет — спешу к любимой я,
И сердцу — радость, взорам — наслажденье,
И грусть уходит; но придет опять,
А милая на завтра будет звать.

Будь вместе мы, о, слишком быстрой нам
Ночь мнилась бы; теперь же, мне в досаду,
Минуты тьмы подобны месяцам.
И солнце шлет не мне, цветам отраду.
Ночь стала днем. Собой сменяя тень,
Продлись до завтра, о любезный день!

Была у лорда дочка, всех краше дочерей,
В учителя влюбилась она душою всей;
Но, рыцаря увидев раз, что всех на вид милей,
Она пришла в смятенье.

И вот, любви с любовью в борьбу пришлось вступить:
Учителя ль обидеть, иль воина сразить?
Увы, друг с другом вместе их никак не совместить
Девице бедной было!

Прогнать кого-то надо: задача тем трудна,
Что двух девица сразу утешить не властна.
Отказом рыцаря тогда обидела она:
Увы, что было делать?

На этот раз ученый сильней, чем воин, был;
Познаны; дав девице, он душу ей пленил.
Спокойной ночи! Так школяр жену себе добыл.
И песенка допета.

Как-то раз, — увы, увы,
Для любви все дни равны! —
Чудный встретил я цветок;
С ним резвился ветерок,
В бархат нежный лепестков
Он проникнуть был готов.
А влюбленный, весь в огне,
Позавидовал игре.
«Ты касался, — молвит, — щек;
Если б я коснуться мог!
Но робка моя рука:
Клятвой связана она.
Юным клятва — тяжкий груз.
Розы рвать — у юных вкус,
И греха в том, право, нет,
Что нарушил я обет.
Встреть Юпитер — и жену
Счел цыганкой бы свою;
Сан верховный бы сложил
И любви земной служил».

Стада от печали
Совсем отощали,
Приплода не дали,
Всё полно тоской.
Нежность сокрылась,
Верность разбилась,
Сердце стеснилось, —
Вот что виной.
Песни, пляски мною позабыты.
Видит бог, любовь моя разбита.
Там, где был любви мне дан обет,
Там теперь я слышу только: «нет»

Скорбь одна дала
Столько сердцу зла.
О Фортуна, хитрая и злая!
Я в тоске своей
Вижу, что мужей
Вероломней женщина любая.

Я плачу, унылый,
И всё мне постыло;
Любовь погубила
Меня, как раба.
Сердце томится
И кровью сочится,
И тяжко влачится
Моя судьба.
Бубенцы баранов от печали
Звоном похоронным зазвучали.
Резвый пес, притихнувши, лежит,
И волынка больше не звучит. 30
Мало мне вздыхать;
Должен я рыдать;
Грустный вопль летит в пустые дали;
Плач мой так силен,
Словно это стон
Тысяч, что в бою кровавом пали.

Родник без движенья,
Птиц смолкнуло пенье,
Поблекнул растений
Зеленый наряд.
Овечки скучают,
Стада засыпают,
И нимфы взирают
В испуге назад.
Радость та, что знали мы, селяне,
Счастье встреч веселых на поляне,
Вечера забав и удальства —
Всё погибло, раз Любовь мертва.
Милая, прости;
Не хотела ты
Мне свое отдать благоволенье, —
Значит, Коридон [4] Пастушок Коридон — один из персонажей эклог Вергилия.
Бедный осужден
Жить один, не зная утешенья.

Глазами милую избрав,
Лань обрекая на закланье,
Покорствуй разуму: он прав
И в похвалах и в порицанье.
Внемли совету мудреца —
Не холостого, но юнца.

Пусть без прикрасы с уст твоих
Слова признания польются,
Чтоб не сквозила хитрость в них,
Хромому ведь легко споткнуться.
Скажи, что любишь всей душой,
И честно свой товар открой.

Пусть хмурится она; потом, —
Знай, — взор сердитый просветлеет;
О лицемерии своем
Она до ночи пожалеет
И пожелает дважды в ночь
Того, что оттолкнула прочь.

Коль заупрямится в борьбе,
Знай, сколько б «нет» ни говорила,
Уступит наконец тебе
И скажет, сломленная силой:
«Когда бы женам — мощь мужей,
Клянусь, не стала б я твоей!»

Ее желаниям под стать,
Будь щедрым, трать неутомимо,
Чтоб похвалы себе снискать,
Отрадные ушам любимой.
Все замки, башни пробивая,
Всесильна пуля золотая.

Служи ей ревностно всегда,
Ухаживай правдиво, скромно
И отступайся лишь тогда,
Когда поймешь, что вероломна.
Хоть гонит прочь, — ты, не смутясь,
Дерзай, когда придет твой час.

Уловок, прихотей пустых,
Что кроет внешность показная,
Капризов женских, шуток их
Петух не знает, обладая.
Недаром все твердят зато,
Что «нет» для женщины — ничто.

Они, святошества полны,
Боятся лишь, греша с мужчиной,
Что будут рая лишены,
Когда промчатся их годины.
Будь вся отрада — лишь лобзать,
Жена жену звала б в кровать.

Но тише, хватит! Иль меня
Услышит милая, и строго
Шепнет мне на ухо она,
Что я болтаю слишком много,
И покраснеет: стыдно, знать,
Своим секретам ей внимать.