Ян Райнис - Стихотворения Пьесы

Сын весь в отца; и даже не понять,
Когда пришел он старику на смену.
Кто говорит, что с год назад уже
Он тайно воцарился, и тогда
На двух девятках (словно вал девятый
Унес его) скончался старый век.
Иные спорят: сын отцу дозволил
Год протянуть и кончить жизнь нулем,
Тем доказав, что старое столетье,
Столь много обещавшее, ничем
Окончилось, что нуль дал нуль в итоге.

Кто ж матерью его был, кто отцом?
— Дух, Вечность, — говорят!.. Слова пустые.
Отец его — мещанский затхлый век,
А мать звалась Свободой. К ней стремился
Юнец, покуда жаркой кровь была.
Он Воли не добился, хоть подчас
Судачат — не осталась без последствий
Запретная любовь, но в жены все ж,
Как бюргеру почтенному пристало,
Взял Обыденность — тучную мещанку,
И сам стал постепенно торгашом,
Забыв порывы юности мятежной.

Отец под старость вас стегал бичом,
Сын будет скорпионами язвить.
В крови по самый локоть, как мясник, —
Век входит к вам.
Витийствуя о мире, в то же время
Во имя просвещенья и культуры
Уничтожает целые народы,
А жертве, застонавшей под ножом,
Он зажимает рот: резня — ведь это
Обычные, домашние дела.
Так что ж кричать? А если кто кричит —
Тот бунтовщик…

Громами войн он путь свой начинает,
Вдали раскаты первые гремят,
И грубым басом «длинного Фомы»,
Как плетью, хлещет он. Снаряды воют,
И сыплются свинцовые бобы.
«Концерт Европы» этот гул зовется:
В нем пушек гром, в нем тонкий визг «дум-дум»,
Зубов железный скрежет, стон глухой
И лязг брони… Зато над этим всем,
То вкрадчиво, то словно издеваясь,
Небесный голос флейт поет, поет
О счастье, безмятежной тишине,
Добытых острым лезвием… Оно
Зовется дипломатией…

Век хочет, чтоб царила тишь да гладь!
Чтоб не разила сталь, не били пушки
(Иль в крайнем случае пусть бьют беззвучно),
Чтоб смолкли крики, стихли стоны, — если ж
Кому невмоготу, — пусть за зубами
Язык свой держит. Сладу нет с болтливым,
Держи его под страхом, чтобы он
Не смел грешить… И крикуны тогда
Притихнут живо, изрыгать проклятья
На новый век не будут. Мир настанет —
Благоволение во человецех;
Тогда лишь при движенье резком могут
Оковы звякнуть, да и то чуть слышно,
Как бубенцы, обернутые в войлок;
Ведь так мягкосердечен судия,
Так сокрушается палач, рубя
Нам головы………………………
……………………………………..

Так какова ж Лейпутрия — страна,
Где век минувший (в сновиденьях, что ли?)
Нам райское блаженство уготовил?
Мала она была… Не многим в ней
Попиршествовать вдосталь довелось.
Растаяла гора из каши быстро,
Исчезли чудом — озеро вина,
Заборы из колбас, мясные стены.
Пошло хозяйство прахом, и остались
От вожделенных издавна богатств
Лишь вытоптанные поля да кости
Обглоданные.

Попасть бы нам в Лейпутрию, в которой
Для всех нашлось бы место, а не только
Для избранных, для сотни объедал:
В страну, где все мечтанья стали б явью,
Где спину мог бы каждый распрямить,
Где б каждый мог на хлеб намазать масло
И мясо в супе что ни день найти,
Да к этому всему еще имел
Табак для трубки, сапоги, костюм
И по воскресным дням билет в театр;
Где досыта все пили бы и ели,
Как на толоке, поровну трудясь.

Измучены тоской непреходящей,
Мы, люди, испокон веков томимся
По счастью, солнцу, воле и по хлебу,
Особенно по хлебу, да, по хлебу
Пшеничному — грош ломаный за фунт.
Ведь вместе с ним придет все остальное,
Что делает прекрасным Дух и Разум.
Пойми одно — нам имя Легион!
Мы поколенье молодости вечной,
И мы тебя, Владыка-Век, согнем,
Рабом ты будешь нашим. Nos vincemus! [1] Мы победим! (лат.).
И дети Солнца будут жить тогда
На белоснежной праздничной земле,
Жить, неизбывным счастьем наслаждаться,
Тем счастьем, что для них в кровавых муках
Мы добыли по тюрьмам и по ссылкам.
Поры не выжидаем, — смело мы
Вцепились в космы Времени седые.

Все печали и радости света,
Чувства, что рвутся из сердца поэта —
Вряд ли бег вечности сдержат намного.
Нет уже слов, которые могут
Время перемещать
Ближе к цели хотя бы на пядь.

В дальних рощах солнце село —
Лик земли роса покрыла,
А на нем заря горела;

И всю ночь роса копилась,
Лик земли сверкал, и зелень
Бисером росы искрилась;

А наутро солнце всплыло —
Лик земли, росой блиставший,
Пеленою слез покрыло.

Река безмерно длится
До горных облаков,
Небо к земле клонится
За далью ее веков;

Где небу с землею слиться,
У самой далекой черты,
Там светлое счастье мне снится,
Там тонут невзгоды, там — ты.

На горизонте,
Тучами сжат,
Ало-багровый
Гаснет закат.
Где-то, мигая,
Тлеет костер.
Перепел крикнул.
В сердце — укор.
Тьма набегает.
Где же светло?
Холодом веет,
Никнет чело.

Смотрел я долго
С нагорных высей
За дали далей,
В хаос надзвездный,

Покуда взор мой
Не мог уж видеть
Тех гор, что скрыты
За далью горной,

Тех звезд, что скрыты
За высью звездной, —
Покуда разум
Не впал в смятенье…

Зачем, былое,
Так неустанно
Ты мучишь душу
В кольце тумана?

Живешь, скитаясь
На белом свете,
Так ловко ловишь
Ты душу в сети.

Сквозь сеть я вижу
Берез раздолье,
Но так томится
Душа в неволе.

Ко дням минувшим
Дороге виться,
Плывут виденья,
Мелькают лица.

Грустно дышит,
Тяжко дышит
Мать-землица.

Над осенними
Лугами
Пар клубится.

В шелк тумана,
В серый шелк
Земля рядится.

Жемчугами
И цветами
Вся искрится…

Астры вянут,
Ох, как тяжко
Сердцу биться.

Из прошлых дней мне слышен
Угрюмого моря вой.
Швыряя пену, дышит
Разгневанно прибой.