Гомер - Илиада

Путь к ней ведет чрез ворота железные с медным порогом.
Будет он ведать тогда, сколь сильнее я прочих бессмертных
Или хотите меня испытать, чтобы всем убедиться?
Цепь золотую спустите с пространного неба на землю.
После возьмитесь за цепь все богини, а также все боги, —

Не совлечете верховного вы Промыслителя Зевса
С неба на землю, хотя бы, трудясь, утомились вы сильно.
Если же я, в свой черед, рассудивши, повлечь пожелаю,
Всех подыму я к себе совокупно с землею и морем,
Цепь же потом обвяжу вкруг высокой вершины Олимпа,

Так что вселенная вся вдруг повиснет в пространстве воздушном.
Вот я насколько сильнее богов и сильнее всех смертных".
Так он промолвил, и все неподвижно хранили молчанье,
Речи Зевеса дивясь, ибо властное слово сказал он.
И синеокая так возразила богиня Паллада:

"Зевс, наш отец, о, Кронид Олимпиец, верховный владыка!
Видим и так хорошо, сколько сила твоя непобедна.
Все же душою скорбим о данайцах, метателях копий,
Если погибнут они, постигнуты злою судьбою.
Мы от сраженья, как ты повелел, воздержаться согласны,

Только нельзя ли совет нам внушить аргивянам полезный,
Чтобы погибли не все, оттого что ты сильно разгневан".
Ей улыбаясь, ответил Зевес, облаков собиратель:
"Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я
Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть благосклонным",

Так говоря, в колесницу он впряг лошадей быстролетных,
Меднокопытных, вкруг них золотые разметаны гривы.
Сам золотую вкруг тела он ризу надел, захвативши
Скрученный бич золотой и поднялся в свою колесницу,
Тронул коней, погоняя, и оба не против желанья

Между землею и небом, покрытым звездами, помчались.
Вскоре достигнул он Иды, отчизны зверей, многоводной,
Гаргара, где Громовержцу построен алтарь благовонный.
Там удержал лошадей отец и людей и бессмертных,
Из колесницы отпряг и облаком черным окутал.

Сам же он, славою гордый, воссел на Идейской вершине,
Глядя на город троянцев и флот меднобронных ахеян.
Трапезу тою порой пышнокудрые дети ахейцев
Быстро кончали в палатках и в бой вслед за тем ополчились.
В свой же черед и троянцы по городу в бой снаряжались,

Будучи в меньшем числе, но они по нужде неизбежной,
Пламенно рвались в сраженье, супруг и детей защищая.
Все распахнулись ворота, и хлынуло войско наружу,
Пешие с конными вместе, и гул раздавался великий.
Только что, рядом сойдясь, на одном они месте столпились,

Встретились кожи и копья и силы мужей меднобронных,
Выпукло-круглые сшиблись со звоном щиты со щитами,
И от сражения гул поднимался вокруг многозвучный,
Вместе сливались в нем клик ликованья и вопли героев,
Кто погибал и губил; вся земля там окрасилась кровью.

Долго, пока рассветало, и день разрастался священный,
Сыпались стрелы с обеих сторон и валились герои.
Только что солнце достигло средины высокого неба,
Тотчас весы золотые отец натянул Олимпиец,
И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены,

Жребий наездников Трои и медью покрытых ахеян,
Поднял в средине, и день роковой аргивян преклонился,
(Жребий ахейского войска коснулся земли плодородной,
Жребий троянских дружин взлетел до пространного неба).
Громом великим потряс Олимпиец с Идейской вершины,

Молнию, ярко пылавшую, бросил в ахейское войско.
Те, увидав, содрогнулись, и страх овладел ими бледный.
Идоменей не дерзнул оставаться, ни царь Агамемнон,
Не устояли Аяксы, служители бога Арея.
Нестор Геренский один лишь остался, защитник ахейцев.

Не добровольно, но конь обессилел: стрелой его ранил
Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены,
В верхнюю часть головы, подле черепа, где начинает
Конская грива расти, это место смертельнее прочих.
Взвился он, болью терзаем: стрела в самый мозг угодила.

Прочих расстроив коней, он кругом заметался от раны.
Но между тем как старик наклонился с мечом и старался
Упряжь коня разрубить, чрез смятение битвы летели
Гектора быстрые кони, возницу неся удалого,
Гектора. Тут бы старик и лишился дыхания жизни,

Если б его не узрел Диомед, среди боя отважный.
Страшно герой закричал, обращаясь к царю Одиссею:
"Зевса потомок, Лаерта дитя, Одиссей многоумный!
Ты ли, хребтом обратившись, как трус от толпы убегаешь?
Как бы тебе, беглецу, не вонзили оружия в спину!

Лучше вернись, отразим разъяренного мужа от старца!"
Так он сказал. Богоравный не внял Одиссей терпеливый,
Но обратился поспешно к ахейским судам изогнутым.
Сын же Тидея к передним бойцам и один устремился.
Рядом он стал с колесницею старца Нелеева сына

И, обратившись к нему, крылатое слово промолвил:
"Сильно, о, старец, тебя притесняют бойцы молодые.
Мощь ослабела твоя, удручает тяжелая старость.
Медлит слуга твой теперь, и твои обессилели кони.
Но поспеши, на мою колесницу взойди и увидишь,

Тросовы кони какие, как быстро они по долине
Мчатся вперед и назад, то, преследуя, то, убегая:
Отнял я их у Энея, коней, возбуждающих ужас.
Слуги твоих доглядят; а этих мы бросим в сраженье
Против отважных наездников Трои: пусть Гектор увидит

Что не напрасно в руке и своим я копьем потрясаю".
Так он сказал. Не ослушался Нестор, наездник Геренский.
Двое дружинников храбрых, Сфенел и боец Эвримедон,
Стали пещись о конях быстроногих Геренского старца.
Оба героя меж тем в колесницу вошли Диомеда.

Нестор хлестнул по коням, забравши блестящие вожжи,
И очутился близь Гектора вскоре. Тогда сын Тидея
Дротом в него замахнулся, летевшего прямо навстречу,
Но не попал в Приамида; лишь друга его и возницу,
Эниопея, дитя непреклонного духом Фивея,

Светлые вожжи державшего, в грудь поразил меж сосцами.
Грохнулся он с колесницы, в то время как быстрые кони
Взвились назад, от него же душа отлетела и сила.
Страшная скорбь по вознице окутала Гектору сердце,
Но, и печалясь о друге, его он лежащим оставил,

Сам же другого возницу высматривал, храброго сердцем.
Быстрые кони тогда без вождя оставались недолго.
Архептолема, Ифитова сына, в толпе отыскал он.
Тот в колесницу поднялся, и Гектор вручил ему вожжи.
Быть бы несчастью тогда и ужасным делам бы свершиться