Гомер - Илиада

Будут под скипетром его платить богатейшие дани.
Все это дам я как выкуп, пусть только гнев свой отложит,
Сердце смирит. Лишь Аид недоступен мольбам, непреклонен,
Но оттого из богов он всего ненавистнее людям.
Пусть же уступит он мне, ибо здесь я первейший по власти,

Да и к тому же горжусь, что я старше его по рожденью".
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Сын знаменитый Атрея, владыка мужей Агамемнон!
Не малоценные ты предлагаешь дары Ахиллесу.
Дайте ж назначим послов, поторопим их, чтобы скорее

В ставку к Ахиллу пошли, к благородному сыну Пелея.
Если позволишь, я сам изберу их, они ж подчинятся:
Феникс пускай во главе им предшествует, Зевса любимец,
Дальше великий Аякс и герой Одиссей богоравный,
А из глашатаев Одий пойдет им во след с Эврибатом.

Но принесите воды, чтобы руки умыть, и притихнем,
К Зевсу Крониду с мольбой обратимся, да сжалится ныне".
Так им советовал старец и всем угодил своим словом.
Вестники взяли воды и царям поливали на руки.
Юноши доверху чаши наполнили сладким напитком,

После разлили по кубкам и роздали всем полководцам.
И возлиянье свершив и отпив по желанию сердца,
Вышли послы из палатки владыки Атреева сына.
Нестор, возница Геренский, еще им наказывал долго,
Взор замедляя на каждом, на сыне ж Лаерта всех дольше,

Чтобы старались склонить беспорочного сына Пелея.
Тотчас они отошли многошумного моря прибрежьем
И Посейдону, земли колебателю, долго молились.
Чтоб он помог им склонить дух великий Эакова внука.
Вскоре пришли они к мирмидонским судам и палаткам

И Ахиллеса героя нашли услаждающим душу
Звонкою цитрой, прекрасной, с серебряной верхней доскою.
Город разрушив царя Этиона, он добыл ту цитру;
Ею он дух услаждал, напевая о славе героев.
Против него лишь Патрокл сидел, сохраняя молчанье

И ожидая, пока внук Эака играть перестанет.
В ставку вступили послы — Одиссей им предшествовал мудрый —
И подошли к нему близко. Ахилл устремился навстречу,
С цитрой в руках, изумленный, покинув скамью, где сидел он.
Также Патрокл поднялся, вошедших увидев героев.

Их принимая с приветом, сказал Ахиллес быстроногий:
"Радуйтесь, гости желанные! Верно, нужда привела вас,
Но и в гневе моем вы из всех аргивян мне милее".
Так говоря, Ахиллес богоравный подвел их поближе
И усадил на скамьи, что коврами пурпурными крыты.

В то же он время промолвил стоявшему близко Патроклу:
"Быстро, Менойтия сын, принеси наибольшую чашу,
Крепче вина нацеди, приготовив для каждого кубок,
Ибо под кровом моим обретаются те, кто мне дорог".
Так он сказал, и Патрокл подчинился любезному другу.

Стол перед ярким огнем он просторный поставил для мяса,
Выложил части спинные овцы и козы разжиревшей,
Также хребет утучненного борова, жиром блестящий.
Мясо держал Автомедон, рубил Ахиллес боговидный
И, на куски разделивши, пронзил их насквозь вертелами.

Яркое пламя зажег сын Менойтя, муж богоравный.
После ж того, как поленья сгорели, и пламя померкло,
Угли Ахилл разровнял, простер вертела и на каждый
Сыпал священную соль, приподнявши его о подпору.
Вскоре, изжаривши мясо, его на доске распластал он.

Хлеб на обеденный стол пред гостями в корзинах прекрасных
Ставил Патрокл меж тем, а мясо делил сын Пелея.
Против царя Одиссея, с другой стороны своей ставки,
Сел Ахиллес, повелевши любезному другу, Патроклу,
Жертву богам принести: тот в огонь благовония бросил.

Гости тогда принялись за лежавшие яства пред ними.
После ж того как желанье еды и питья утолили,
Фениксу знак дал Аякс: Одиссей богоравный, заметив,
Кубок наполнил вином и приветствовал так Ахиллеса:
"Век благоденствуй, Ахилл! Недостатка в еде изобильной

Не было нынче у нас, — как и прежде в палатке Атрида,
Так и теперь у тебя. Много вкусного подано было.
Но не о сладких пирах нам пристало заботиться ныне.
Горе большое, о, Зевса питомец, мы в страхе предвидим,
Ибо сомнительно стало, спасем ли наш флот крепкоснастный,

Иль потеряем совсем, если ты не воспрянешь для битвы.
Близко от самых судов и стены они лагерем стали,
Гордые дети троянцев и войско союзников славных,
Много по стану зажегши огней и твердя, что недолго,
Нам устоять, что мы вскоре к судам побежим чернобоким.

А Громовержец Зевес им являет благие приметы:
Справа им молнию бросил. И Гектор, могуществом гордый,
Страшно свирепствует, Зевсу доверясь. Уже не боится
Он ни людей, ни богов. Весь проникнут неистовством бурным,
Молится он о скорейшем священной Зари наступленьи,

Ибо надежду таит, что концы на кормах пообрубит,
Что истребит корабли беспощадным огнем, а данайцев
Подле судов умертвит, мятущихся в облаке дыма.
Сильно боюсь я в душе, как бы этим угрозам свершиться
Не дали боги теперь, как бы волей судьбы нам под Троей,

От Арголиды, богатой конями, вдали не погибнуть.
Но, Ахиллес, хоть и поздно, воспрянь, наконец, если хочешь
Выручить рать аргивян, удрученных напором троянцев.
Будешь ты после и сам бесполезно терзаться душою:
Если беда уж настала, спасение трудно измыслить.

Ты же обдумай пока что, как зло отвратить от данайцев.
О, дорогой! Ведь Пелей, твой отец, убеждал тебя в том же,
С речью такою отправив к Атриду из Фтии далекой:
"Силу, о, сын мой, дадут тебе Гера с Палладой Афиной,
Если они пожелают. Но сдерживать сам постарайся

Гордое сердце в груди, — миролюбие лучше гораздо, —
И уклоняйся от распри злотворной, чтоб дети ахейцев
Все почитали тебя, молодые, равно как и старцы".
Вот что наказывал старец; ты это забыл. Но хоть ныне
Тягостный гнев отложи, примирись. И тебе Агамемнон,

Только вражду прекрати, достойные выдаст подарки.
Если послушать желаешь, то я перечислю, пожалуй,
Что за подарки тебе царь Атрид обещал в своей ставке:
Семь не служивших треножников, золота десять талантов,
Двадцать блестящих тазов, лошадей крепконогих двенадцать,

Первых на конских ристаньях, где брали награды за легкость.
Не был бы тот бедняком безземельным, нужды не терпел бы
В золоте ценном, кому бы досталось столь много сокровищ,
Сколько Атриду наград принесли быстротой эти кони.
Семь он дает тебе жен, безупречно искусных работниц,