Виктор Слипенчук - Свет времени (сборник)

Я для тебя взлелеял этот сад.

Весною в нём возможен листопад,

А осенью весеннее цветенье, —

В нём царствует моё воображенье.

Как это просто – увидать в ночи

Полярного сияния лучи.

И ощущать, как сонная вода

Струится с крыш, и тикают года.

И, выбрав улочку,

Идти по ней легко,

И видеть близко то, что далеко.

И встретиться с тобою на пути,

И, повинившись, прошептать – прости!

И вдруг понять:

Тебя уж не обнять,

И не ввести в волшебный дивный сад,

Где живо всё, как много лет назад,

Где все эти цветы воображенья —

Не стоят твоего прикосновенья.

Какая всё же чепуха,

Нет-нет, так – не годится —

Держать за крылья петуха

И говорить – жар-птица!

Но царь на то, наверно, царь.

Подальше – от греха…

Но как похожа эта тварь

У нас на петуха?!

Рискуют люди головой:

Хоть ты и царь – шалишь,

Но только правду под полой

От нас не утаишь.

А царь всю ночь опять не спал,

Томился от досады —

Он птицу счастья людям дал,

Чего ещё им надо?!

Набив отцовский патронташ

Патронами с «гусиной» дробью,

Я с вечера иду в шалаш,

Поставленный над самой Обью.

Внизу река, среди полей

В сиянье призрачном и строгом

Она, как лунная дорога,

Но тише, слышишь журавлей?

Патроны в ствол, и лунный диск

Уже на мушке покачнулся…

Но выстрел слуха не коснулся —

Ты слышишь журавлиный крик.

И только дома, за столом,

Всё вспоминая понемногу,

Увидишь лунную дорогу,

Услышишь свой ружейный гром.

Я долго думал,

Перед тем, как выйти к Вам:

Что мне сказать

И как держать мне речь.

Хоть жизнь

Не познаётся по стихам,

Гражданский долг мой —

Вас предостеречь

От тех ошибок,

Что ещё во мне,

Как червь, переедают всё внутри.

И если я не лажу по стене,

То это ни о чём не говорит.

Я помню твои стены, институт,

Да и они, наверно, не забыли,

Как вильямцев охаивали тут,

Как вильямцев

За вильямцевство били.

Я тоже был героем этих дней

И целину, как знамя, поднимал —

Боролся за величие идей,

В которых ни черта не понимал.

Скажи мне, институт,

Кому в вину

Свои заслуги ставить – и остыну,

Кому отдать медаль «за целину» —

За превращенье Кулунды в пустыню?

Я знаю,

Ты мне скажешь – не наглей.

Но я бы высек самой острой розгой

Того, кто ныне в эрозии полей

Эрозию скрыл собственного мозга.

От вас, Выпускники,

Я не прошу,

А требую любви и пониманья:

Земли, животных —

И не согрешу,

Что в них основа,

Суть естествознанья.

От них не отступайте никогда.

Природа не прощает самозванства.

И к нам вернётся с хлебом Кулунда,

И мы поднимем сельское хозяйство.

Бывает, так устанешь за день,

Что, к лагерю добравшись лишь,

У шалаша на лавку сядешь

И, словно каменный, сидишь.

И нету сил расправить плечи,

Снять сапоги, залезть в шалаш,

Где ты ночлегом обеспечен

В уборочный ажиотаж.

И ничего душе не нужно,

Как будто всё уже сбылось.

Однако не заметить трудно,

Что многое не удалось.

Хоть и настырного ты склада,

Хоть и удачно так хитришь,

Что ничего тебе не надо,

Что ты здесь просто так сидишь.

Ты не из наших был. Пацан.

Но как-то люди узнавали

И говорили – весь в отца,

С улыбкой руку подавали.

А годы льются, как вода,

Подмыт твой берег – дик и крут.

И нет от прошлого следа,

Тебя уже не узнают,

Но руку всё же подают.

То ль обознались по лицу,

А может, просто в том причина,

то уважение к отцу

Мы переносим и на сына.

Как жаль, загублен он войной,

Ему бы жить, носить медали,

Чтобы не путали с тобой,

Руки тебе не подавали.

Пусть этот день страна забыла

В календари свои внести.

Мы всё равно пришли к могилам,

Покой душевный обрести.

Мы не забыли в скорбном тлене

Далёких, близких и родных,

И люди плачут на коленях,

И я не осуждаю их.

Я сам, как все здесь, плачу тоже

Навзрыд, не зная почему.

Из русских кто рыдать не может —

Войной обучены всему.

Но горем я не упиваюсь,

Я просто плачу от весны.

Сквозь слёзы дядьке улыбаюсь —

Он был весёлым до войны.

Я просто плачу, что устало

Старик лопатку очищает

И после, словно одеяло,

Могилку внука поправляет.

Что, обнажая горечь дней,

На холмик водку льёт юнец

И горько плачет:

Папка, пей,

Пей, папка, вдоволь, наконец.

И тонут в этом плаче беды,

И свято верю, говоря:

Великий праздник День Победы

Совпал с Родительским – не зря.

Пусть он нигде не обозначен

В календарях, что из того?!

Мы в этот день поём и плачем,

Что б не случилось ничего.

И что ж в глазах у женщины вы видите,

Когда она в вас смотрит так влюбленно,

Так преданно и так освобожденно,

Что кажется, вот-вот её постигнете,

И тайну тайн сознанием уловите,

И миг, как доктор Фауст, остановите.

А может, вы не видите, не видите,

Что взглядом изучающим обидите

Ту женщину, в чьём сказочном сиянье

Начало и основа мирозданья.

С девчонками, смеющимися свету,

С мальчишками, увлёкшими планету

Навстречу солнцу, к звёздам накренив,

Чтоб видели вы мир, как он красив.

А может, вы её постигли где-то,

Да-да посмели, кто вам возбранит?

Пеняйте на себя, теперь планету

Для вас никто к звездАм не накренит.

Она лежала тихая, нагая.

Рассвет голубизною изливался

И, словно бы сквозь окна обольщаясь,

Всё ближе,

ближе к ней пододвигался.

Казалось, он нарочно голубел

И лился сквозь проёмы обнаженно,

И, заполняя комнату, звенел

Всё громче,

Всё понятней,

Всё тревожней.

И вот он миг – великое начало.

О, звуков частота

и чистота.

Свет прикоснулся нежно и устало,

И заалели вдруг её уста.

И голоса небесной литургии

Вдруг пролились —

Божественный урок.

Не так ли свет приблизился к Марии,

Когда к ней прикоснулся Бог?!