Ирина Маркова - Стихотерапия

«НЕ ПОЛЕВЕЕТ ПРАВАЯ НОГА!»

Вот так себя валял я, дурака.

Теперь Она конкретно дорога.

И гипс такой – разжалобит врага…

Не полевеет правая нога,

Не поправеет левая рука,

Вот вся, как говорится, недолга —

Поэт себя валяет, дурака.

Пока приходят в голову слова,

Не с той ноги поэт, видать, встаёт,

Покою же дурная голова

Ногам обеим, видно, не даёт.

Пока не надоест себя валять,

Нога так и останется кривой,

Но ногу можно гипсом исправлять,

Проблема в том, что делать с головой?!

Это мы, как есть, юмористы,

Населенье как группа риска,

И поэтому все, как один.

Это нас, как паспорт с пропиской,

Достают из широких штанин.

Юмористов, пожалуй, излишки —

Сосчитать я их вряд ли смогу,

Только юмор в коротких штанишках

Уже слышится по утюгу.

Из штанишек своих вырастают

И надеются все, как один —

Спят и видят, реально мечтают

Вылезать из широких штанин.

Много их, юмористов московских,

Что сумела земля наплодить,

Только где ж столько взять Маяковских,

Чтобы всех их в карман посадить?!

На самом деле хоббиты – евреи.

У нас не каждый Федя Бондарчук.

Я с каждым днём зверею и зверею —

Видать, евреи были Гек и Чук,

На самом деле, хоббиты – евреи,

Один лишь русский – Федя Бондарчук.

Что сказок русских может быть мудрее?

Они – литературная заря,

Но в них снуют опять одни евреи —

И колобок, и три богатыря.

Я же опять дурею и дурею —

Скажи ты мне, товарищ дорогой —

Кто ж, в самом деле, если не евреи

Сам Змей Горыныч с Бабою Ягой?

Я вовсе не устану удивляться,

Когда евреи всюду начеку,

Но только вот скажи, куда ж деваться

Он них несчастному Бондарчуку?

Ворона с сыром, Маша, три медведя —

На них всё той же нации печать —

Вот и пошёл в задумчивости Федя

Скорей иврит усердно изучать.

Не Пахмутова, жаль, не Добронра,

но всё-таки пора, май френд, пора, —

«С утра зовут в дорогу

пейджера!..»

Есть для продувки ваших пейджеров

такие одностишья – будь здоров!..

Не Пахмутова, жаль не Добронра,

Труба зовёт: Пора, май френд, пора!

Не Достое, не Лермо, не Толст о ,

Но всё-таки не грех, майн фройнд, по сто!

Я не Есе, не Тютч, не надо лести!

Ну а за фройндшафт можно и по двести!

Хоть я не Дюм, не создал «Монте-Кристо»,

До кучи же неплохо и по триста!

…С утра зовут в дорогу пейджера,

За Буни по пятьсот и в путь пора!

За Маяко, Тургене – как во сне —

На посошок, однако, за Вишне!

Ну а затем за всех за нас нелишне —

Не одностишье вышло – многостишье.

…Как Муля, что нервировал

(а зря!)

Фаины несравненной героиню…

Раневской несравненные творенья,

Как Муля, он нервирует народ,

Читая вслух свои стихотворенья.

…Моя одинока избушка,

старушка твердит о своём;

какая, там, Господи, кружка,

по рюмочке – и запоём.

Написал стихов немало

На своём-то на веку;

Только няни не хватало —

Той, что с кружкой начеку.

Если вдохновенье реже

Нарушает мой покой,

Крикну: «Няня, кружка где же?» —

И стихи текут рекой.

Я – поэт, хотя не Пушкин,

Но пишу я – будь здоров!

Не хватает только кружки,

Чтоб творил поэт Остров!

Кем в итоге стал бы Пушкин?

Это тот ещё вопрос —

Он без няни, да без кружки —

Что машина без колёс.

Не даём себе поблажки —

За тетрадки – и вперед!

Нету кружки – по рюмашке!

Пушкин с зависти умрёт.

С рожденья были две макушки —

как две жены, что впереди…

Сам Александр Сергеич Пушкин

Такого не имел, поди…

Макушки две. С женами сложно.

Одна отстала, отстраняясь…

. . . . . . . . . . . . . .

Другая соскочила с дуба…

Стихи, конечно, не игрушки —

Без всяких-яких, без химер.

Сам Александр Сергеич Пушкин

Тому нагляднейший пример.

Он, безусловно, мастер слова —

Не превзошел никто иной,

Но вот Наталья Гончаров

Была единственной женой.

Поэт Остр о в – не то, что Пушкин:

В семейной жизни «чёрт – не брат»:

С рожденья было две макушки,

И, явно, жёнами богат.

И повезло б ему сугубо,

И повезло б ему вдвойне —

Коль жёны не упали б с дуба,

И нынче был бы при жене.

… Ты – трезвый и пьяный, от

носа до пят,

не знаешь своих конституций…

. . . . . . . . . . . . . . .

Осталось острить —

пить, курить, говорить…

И жить по законам НеОМА.

Поэт, протрезвевший от носа до пят,

Вдруг понял, в чём жизни основа.

И Ом, и Ньютон отдыхают, молчат

И ждут откровений Остр о ва.

В Ньютонах уже актуальности нет —

Бывают ребята покруче —

Острить и курить, выпивать на обед

Ньютон вас, увы, не научит.

Пусть в школе законы Ньютона твердят,

Поэт вас научит иному —

Когда захмелеет от носа до пят,

Даст фору Ньютону и Ому.

Когда захмелеет от носа до пят,

Тут формулы, словно хмельные,

И Омы не властны, Ньютоны молчат

И пишут законы иные.

Событий злая перспектива

набрякшей тучей над судьбой;

. . . . . . . . . . . . . . .

Держусь за небо и за сушу,

дышу нечаянностью дней…

Когда в мою не лезут душу,

я – Прометей!

Набрякли тучи в небе хмуро,

Я выдаю стихи томами —

Трепещет вся литература:

Я – Зевс, играющий гром а ми.

И жизнь моя не будет фарсом,

Не вздумай в душу лезть ко мне!

Я – Бог войны, и стану Марсом

И засияю при Луне.

Я – Зевсом вновь спущусь на сушу,

Наперекор гром а м суровым.

Когда ж в мою полезут душу —

Я снова становлюсь Остр о вым.

Этот – в Испании, та – в

Аргентине.

Речи и встречи смакуют доныне…

Помнят изыски отцов-огурцов…

Боготворят марафет молодцов.

Я изучаю труды поколений —

Прежних поэтов и бардов-певцов,