Эдуард Асадов - Судьбы и сердца

Долго-долго словно бы во сне
Мы сидели рядом и молчали.
Вдруг в какой-то тягостной печали
Ты прильнула бережно ко мне.

— Завтра я уеду. И не знаю
Ничего о собственной судьбе.
Но тебе, ты слышишь, но тебе
Я. как жизни, светлого желаю!

Я хочу, чтоб было впереди
Что-то удивительно большое
И душа, звенящая в груди,
Вечно знала, что бороться стоит!

Пусть тебе сейчас не до любви,
Но в бинтах не вечно же солдаты!
И зови ее иль не зови,
А любовь придет к тебе когда-то!

И тебе я от души желаю,
Впрочем, нет… Прости меня… Постой…
Я ведь тех, кто ждет тебя, не знаю,
Кроме, кроме, может быть, одной.

Той, что мне халат свой отдала.
Сразу ведь меня не пропустили.
Но потом, когда она сошла,
Мы с ней на ходу поговорили.

Кажется, она-то вот и главная… —
Вдруг на сердце набежала тень.
— Ничего… Молоденькая. Славная,
А приходит часто? — Каждый день.

— Что же, это трогает, признаться! —
Потонула в папиросной мгле.
— Мне, конечно, трудно разбираться,
Но не знаю, много ли в семнадцать
Можно знать о жизни на земле?

Быть женой поэта и бойца —
Значит сквозь любые испытанья
Верить до последнего дыханья
И любить до самого конца!

Вот и все. Прости, коль взволновала.
Просто недомолвок не терплю.
Всякого я в жизни повидала,
Потому так прямо и рублю.

Да, вот если знать бы, если б знать,
Что живой притопаю обратно,
Никому на свете, вероятно,
У меня бы счастья не отнять!

Ну прощай, мой светлый человек…
До чего же трудно расставаться!
Ты прости, но только может статься,
Что сейчас прощаемся навек…

Нет, не бойся, рук не заломлю.
Нам, бойцам, ведь и нельзя иначе.
Ну а то, что вот стою и плачу,
Так ведь это я тебя люблю…

И пускай ты о невзгоды бьешься,
Ты обязан. Слышишь? Ты такой,
Все равно ты встанешь и добьешься,
И до звезд дотянешься рукой!

Нет дороже для меня награды,
Чем твоя улыбка. Ну, прощай!
И прошу, пожалуйста, не надо,
Никогда меня не забывай!

Крепко-крепко пальцы мои сжала
И почти с тоскою пополам
Вдруг с каким-то трепетом припала
К пересохшим, дрогнувшим губам,

— Повторяю без высоких фраз,
Что душой навек к тебе припаяна
И люблю без памяти, отчаянно
В самый первый и в последний раз!

Ну а если вдруг судьба мне хмуро
Где-то влепит порцию свинца,
Помни, что жила на свете Шура,
Что была твоею до конца!

Тихо ночь редеет над Москвою,
За окошком розовеет снег.
Так мы и не встретились с тобою,
Шурка, Шурка, славный человек!

Так и не увиделись ни разу.
И теперь сквозь ветры и года
Ничего-ни жеста и ни фразы —
Не вернуть обратно никогда.

И друзей, что вместе воевали,
Дальние дороги развели:
Те — на Волге, эти — на Урале,
Ну а те, что адресов не дали,
Просто из сражений не пришли.

Впрочем, мир не так уж и широк,
И при всех работах и заботах,
Смотришь, вдруг и объявился кто-то,
Забежав порой на огонек.

Ну а чьи-то души постоянно
Где-то рядом, полные тепла,
Помнишь, Шурка, Гурченко Ивана —
Нашего веселого хохла?!

Что в походе, в радости, в печали,
Наплевать, устал иль не устал,
Требуя, чтоб хлопцы поддержали,
Удалые песни запевал!

И теперь, взволнованные встречей
И забросив будни, иногда
Мы садимся рядышком под вечер
И уходим в давние года.

Мы уходим в дымные рассветы,
В мокрый ветер, в хмурый листопад,
Проверяя мощные ракеты
И встречаясь с сотнями ребят.

Вспомним всех, с кем тяготы и радости
Мы несли сквозь дали и года.
Лишь тебя из высшей деликатности
Он не вспоминает никогда.

Лишь в столе однажды обнаружив
Твой портрет в шинели фронтовой,
Он, поежась словно бы от стужи,
Все стоял, стоял перед тобой.

А затем с растроганною силой
Тихо молвил, глядя на портрет:
— Ну и сердце золотое было!
До чего ж она тебя любила…
Только знал ты это или нет?!

Впрочем, если молвить откровенно,
Хоть и узок дружбы старой круг,
Есть еще большой и светлый друг
У меня с той замяти военной.

Сам Иван Семенович Стрельбицкий,
Наш любимый, грозный генерал
(Вот чего уж я не ожидал!),
Не забыл, запомнил, отыскал,
Вдруг звонит мне с площади Никитской.

Повстречались, обнялись, и снова
Встречи, разговоры без конца,
И теперь я, честное же слово,
Словно сын, дождавшийся отца!

Утро, красно-бурою лисицей
Развалясь на мягких облаках,
Потянулось сладко над столицей
И лизнуло снег на фонарях.

Снова прячась в давнее былое,
Вслед за тенью уплывает тень.
И шагает шумною Москвою
Энергичный и веселый день.

Отразись улыбкой молодой
Даже в самом крохотном оконце,
Поднялось огромнейшее солнце
Над моей огромною страной.

И сияет в животворной силе
Вплоть до рубежей моей земли
Все, что мы когда-то защитили,
Все, что от пожаров сберегли!

И не зря над крышами, над тополем,
Над Сапун-горою поутру
Жаркий стяг над гордым Севастополем
Алой птицей бьется на ветру!

Вот и спета песнь, как говорится!
Кончена финальная глава,
Пережита каждая страница,
Сказаны последние слова.

Голубеют горные отроги,
К рекам реки радостно бегут,
Только нас, наверное, дороги
Никогда уж больше не сведут.

Ну так что же, сожалеть не будем!
Ведь, пожалуй, главное сейчас,
Что, горя, мы отдавали людям
Все, что было лучшего у нас!

Если даже нет тебя на свете,
Разве можно погасить мечту?!
Я б хотел, чтоб каждый на планете
Повстречал такую чистоту!

Мчится время. Уплывают лица,
Как в реке осенняя листва.
Кончена последняя страница,
Сказаны последние слова,

О, как часто трудно оглядеться
В спешке дел! И все же иногда
Что-то остро вдруг уколет сердце
И напомнит давние года.

И тогда вдруг словно из тумана
Вижу взгляд твой строгий и прямой,
Портупею, кобуру нагана,
Рыжую ушанку со звездой…

Легкая, знакомая фигурка,
Дымные, далекие края,
Где ж ты нынче, тоненькая Шурка —
Фронтовая молодость моя?!