Юрий Шевчук - Сольник

В неясном сером платье
В тумане белом
Стояла девушка —
Жевала хлебушко.
На лиственнице рядом
Висело счастье,
Повешенное костюмером.
Оно пугало мертвыми ногами
И синей талией.
И девушке — прекрасной юной даме —
Скабрезные стишки читало. Ей,
Деве, было скучно,
Пока усталый режиссер
Ругался с работягами,
Пока художник сей кинокартины
Подкрашивал юдоль,
Пока массовка прозябала
С бутербродами и флягами,
А сценарист домучивал ей роль,
Пока не вспыхнули софиты и акации,
И пиротехник не избил минера,
Пока из грязи выволакивали декорации,
Пока водой холодной отливали
Нетрезвого партнера…
Ее душа была не здесь:
Она мечтала.
Эта взвесь
Над ней плыла туманом белым,
Цветами в чуде.
Вздыхала девушка
О спелом Голливуде,
О святой Венеции,
О ковролине с Каннами,
Где все со специями, специями, специями,
О принцах с «Ягуарами»,
Рулеткой и пиарами,
Контральто и Гельвецием,
Разбавленными океанами…

В неясном сером платье
В тумане белом
Стояла девушка —
Жевала хлебушко.

Энергия слабости
Для какого мотора служит?
Бессилие перед надобностью
Или черствый хлеб на ужин
Любовь и добро
Или просто усталость от зла
Моя энергия слабости
Изобретает философию
Бесполезного ремесла
А в искусстве — слабость
Такое тонкое, нежное, постельное чувство
Короче
Лежишь на диване
Читаешь про себя гадости
Смеешься и зришь
Как в тебе переливается
Мудрая энергия слабости
На столе бутылка вина
Что это — трусость?
Или проигранная война?
Нет, просто ты чувствуешь
Как целует тебя страна
Поднимается плоть
Чтобы родить молоко
(Тут и до предательства недалеко)
Но наблюдать, как растет слюна
Всепоглощающей
Всесокрушающей радости
Помогает
Моя дорогая
Энергия слабости.

Заблудились в изгибах изгои —
Из овалов не выйдут герои,
Время-дышло вошло в нас и вышло,
В лазаретах защитники Трои.

Берегут свою кровь и разлуку,
Не загнать на чужие пожары
Эту теплую, честную суку,
Эти томные, нежные чары.

Не виню равнодушных, сам грешен,
Слишком много на каждом проклятья.
Я искал дорогие объятья —
И нашел, и удобно подвешен.

В ресторане, под звуки ванили,
Поп-звезда расплела злые груди,
В пьяной тьме киловаттной кадрили
Превращаются в прошлое люди.

Наши песни там только — помеха.
Умирать, чтобы жить, — не для «вечных».
И жует бесконечное эхо,
Как бифштексы, молитвы конечных.

Коронована луной,
Как начало, высока,
Как победа, не со мной,
Как надежда, нелегка.

За окном стеной — метель.
Жизнь по горло занесло,
Сорвало финал с петель
Да поело всё тепло.

Ищут землю фонари,
К небу тянется свеча,
На снегу следы зари —
Крылья павшего луча.

Что же, вьюга, наливай,
Выпьем время натощак,
Я спою, ты в такт пролай
О затерянных вещах…

О надежном и простом,
Главном смысле бытия
Мы доспорим, а потом,
Не прощаясь, выйду я…

Осторожно, не спеша,
С белым ветром на груди,
Где у вмерзшей в лед ладьи
Ждет озябшая душа.

Небо звездное, метель августа,
На дороге — машин канителица,
Возят засуху, а мне радостно,
Знаю точно — погода изменится,

Я смотрю наверх, там, где мы живем, —
Так все тихо, сухо да правильно.
Я ж из тех, кому нет победы днем,
Я — как степь, дышу сном неправедным.

Я по засухе — вёдро полное,
Между фар — лисой, живьем пламени.
Я так мал, а вокруг все огромное,
И плевать, что ни ружья и ни знамени.

Небо звездное, сердце августа,
Оглянись, рассветает пророчество,
Тело-степь — мое одиночество,
Смерти нет, но всегда — пожалуйста.

Небо звездное, руки августа,
На дороге — машин метелица,
Что пожнем, когда пыль рассеется,
Степь красна, как чернила Фауста.

Ночь светла, как круги от времени,
Что забросил я в смерть уставшую,
Все дороги растут из семени,
Недошедшего, недоставшего.

Жду от нового — века белого,
Продолжения понимания,
Что мы — часть всего безответного,
Что мы — ночь всего ожидания.

Новое сердце взорвется над нами,
Новая жизнь позовет за собой,
И, освященный седыми веками,
Я, как на праздник, пойду в этот бой.

Застывает рекою рождественской
Рядом с домом — дорога.
Я свечку зажег, время выключил,
Поставил на подоконник.
На улицу вышел и долго смотрел
На окно и свечу у порога.
И ветер ночной извивался и выл,
И цеплялся за жизнь, как воскресший покойник.
Пусть две тысячи лет Он родился назад,
Что изменилось?
Я такой же простой вифлеемский пастух,
Я телец, скорпион да собака.
Мои чувства — Варрава, кому уготована
Иерусалимская милость.
Мои мысли — одна окаянная, дикая
Смертная драка.
Для кого же поют голоса
У обрыва замерзшего леса?
Так тревожно и пусто душе,
Что устала от поисков снега…
В темноте облаков свет звезды
Приподнимает завесу.
И я чувствую тень
Твоего бесконечного бега.

Когда ты стоишь у голодной стены,
Когда вместо солнца сверкает петля,
Когда ты увидишь в глазах своих ночь,
Когда твои руки готовы к беде,
Когда режутся птицы ранней весной,
Когда над душой вскипает гроза,
Когда о предательстве каркает ложь,
Когда о любви визжат тормоза…
А те, в кого верил, ушли далеко,
И движения их не видны.
И в промозглую рань подзаборная дрянь
Вырезает тебе на груди

— Предчувствие гражданской войны.

Когда облака ниже колен,
Когда на зубах куски языка,
Когда национальность голосует за кровь,
Когда одиночество выжмет дотла,
Когда слово «вера» похоже на нож,
Когда плавятся книги на колокола,
Когда самоубийство честнее всего,
Когда вместо ритма нервная дрожь.
А в сияющем храме лики святых
Тебе говорят, что церковь — не ты.
Что ты поешь, когда у тебя
Вместо смерти — похабные сны?

— Предчувствие гражданской войны.

Когда черный ветер рвет паруса,
Что в прожекторах плюются болью в лицо,
Революция без жертв — ничтожная ложь,
Слышишь, блеют сердца у тех, кто вошь,
Когда лопнет природа и кипящая сталь,
Сожжет небеса, летящие вниз,
Антиутопия на ржавом коне
Вскроет могилы, уставшие ждать.
Когда слово «музыка» — это…