Артюр Рембо - Стихи (3)

Принюхайтесь к вину, к весенней течке сучьей!

Игорные дома сверкают. Ешь, кради!

Весь полуночный мрак, соитьями трясущий,

Сошел на улицы. У пьяниц впереди

Есть напряженный час, когда, как истуканы,

В текучем мареве рассветного огня,

Они уж ничего не выблюют в стаканы

И только смотрят вдаль, молчание храня.

Во здравье задницы, в честь Королевы вашей!

Внимайте грохоту отрыжек и, давясь

И обжигая рот, сигайте в ночь, апаши,

Шуты и прихвостни! Парижу не до вас.

О грязные сердца! О рты невероятной

Величины! Сильней вдыхайте вонь и чад!

И вылейте на стол, что выпито, обратно,

О победители, чьи животы бурчат!

Раскроет ноздри вам немое отвращенье,

Веревки толстых шей издергает чума...

И снова - розовым затылкам нет прощенья.

И снова я велю вам всем сойти с ума!

За то, что вы тряслись, - за то, что, цепенея,

Припали к животу той Женщины! За ту

Конвульсию, что вы делить хотели с нею

И, задушив ее, шарахались в поту!

Прочь, сифилитики, монархи и паяцы!

Парижу ли страдать от ваших древних грыж

И вашей хилости и ваших рук бояться?

Он начисто от вас отрезан, - мой Париж!

И в час, когда внизу, барахтаясь и воя,

Вы околеете, без крова, без гроша,

Блудница красная всей грудью боевою,

Всем торсом выгнется, ликуя и круша!

Когда, любимая, ты гневно так плясала?

Когда, под чьим ножом так ослабела ты?

Когда в твоих глазах так явственно вставало

Сиянье будущей великой доброты?

О полумертвая, о город мой печальный!

Твоя тугая грудь напряжена в борьбе.

Из тысячи ворот бросает взор прощальный

Твоя История и плачет по тебе.

Но после всех обид и бед благословенных,

О, выпей хоть глоток, чтоб не гореть в бреду!

Пусть бледные стихи текут в бескровных венах!

Позволь, я пальцами по коже проведу.

Не худо все-таки! Каким бы ни был вялым,

Дыханья твоего мой стих не прекратит.

Не омрачит сова, ширяя над обвалом,

Звезд, льющих золото в глаза кариатид.

Пускай тебя покрыл, калеча и позоря,

Насильник! И пускай на зелени живой

Ты пахнешь тлением, как злейший лепрозорий,

Поэт благословит бессмертный воздух твой!

Ты вновь повенчана с певучим ураганом,

Прибоем юных сил ты воскресаешь, труп!

О город избранный! Как будет дорога нам

Пронзительная боль твоих заглохших труб!

Поэт подымется, сжав руки, принимая

Гнев каторги и крик погибших в эту рань.

Он женщин высечет зеленой плетью мая.

Он скачущей строфой ошпарит мразь и дрянь.

Все на своих местах. Все общество в восторге.

Бордели старые готовы к торжеству.

И от кровавых стен, со дна охрипших оргий

Свет газовых рожков струится в синеву.

Перевод В. Левика:

Эй, вы, трусы! Всем скопом гоп-ля на вокзалы!

Солнца огненным чревом извергнутый зной

Выпил кровь с площадей, где резвились Вандалы

Вот расселся на западе город святой!

Возвращайтесь! Уже отгорела пожары.

Лучезарная льется лазурь на дома,

На проспекты и храмы, дворцы и бульвары,

Где звездилась и бомбами щерилась тьма.

Забивайте в леса ваши мертвые замки!

Старый спугнутый день гонит черные сны.

Вот сучащие ляжками рыжие самки

Обезумели! В злобе вы только смешны.

В глотку им, необузданным сукам, припарки!

Вам притоны кричат: обжирайся! кради!

Ночь низводит в конвульсиях морок свой жаркий,

Одинокие пьяницы с солнцем в груди.

Пейте! Вспыхнет заря сумасшедшая снова,

Фейерверки цветов рассыпая вкруг вас,

Но в белесой дали, без движенья, без слова

Вы утопите скуку бессмысленных глаз.

Блюйте в честь Королевы обвислого зада!

Раздирайтесь в икоте и хнычьте с тоски,

Да глазейте, как пляшут всю ночь до упада

Сутенеры, лакеи, шуты, старики.

В бриллиантах пластроны, сердца в нечистотах!

Что попало валите в смердящие рты!

Есть вино для беззубых и для желторотых,

Иль стянул Победителям стыд животы?

Раздувайте же ноздри на запах бутылок!

Ночь в отравах прожгите! Плевать на рассвет!

Налагая вам руки на детский затылок,

"Трусы, будьте безумны", - взывает поэт.

Даже пьяные, роясь у Женщины в чреве,

Вы боитесь, что, вся содрогаясь, бледна,

Задохнувшись презреньем, в божественном гневе,

Вас, паршивых ублюдков, задушит она.

Сифилитики, воры, цари, лицедеи

Вся блудливым Парижем рожденная мразь!

Что ему ваши души, дела и затеи?

Он стряхнет вас и кинет на свалку, смеясь.

И когда на камнях своих, корчась и воя,

Вы растянетесь в яме, зажав кошельки,

Девка рыжая, с грудью созревшей для боя

И не глянув на падаль, взметнет кулаки!

Насладившийся грозно другой Карманьолой,

Поножовщиной сытый, в года тишины,

Ты несешь меж ресниц, словно пламень веселый,

Доброту небывалой и дикой весны.

Город скорбный мой! Город почти бездыханный,

Обращенные к правнукам мозг и сосцы,

Ты, кто мог пред Вселенной открыть свои раны,

Кем родились бы в темных столетьях отцы,

Намагниченный труп. Лазарь, пахнувший тленьем,

Ты, воскреснув для ужаса, чувствуешь вновь,

Как ползут синеватые черви по венам,

Как в руке ледяной твоя бьется Любовь.

Что стою? И могильных червей легионы

Не преграда цветенью священной земли.

Так вампир не потушит сиянье Юноны,

Звездным золотом плачущей в синей дали!

Как ни горько, что стал ты клоакой зловонной,

Что любому растленное тело даришь,

Что позором возлег средь Природы зеленой,

Твой поэт говорит: "Ты прекрасен, Париж!"

Не Поэзия ль в буре тебя освятила?

Полный сил воскресаешь ты, Город-Пророк!

Смерть на страже, но знамя твое победило,

Пробуди для вострубья умолкнувший рог!

Твой Поэт все запомнит: слезу Негодяя,

Осужденного ненависть, Проклятых боль,

Вот он, Женщин лучами любви истязая,

Сыплет строфы: танцуй же, разбойная голь!

Все на прежних местах! Как всегда в лупанарах

Продолжаются оргии ночью и днем,

И в безумии газ на домах и бульварах

В небо мрачное пышет зловещим огнем.

XXXV. Руки Жанн-Мари

Впервые напечатано посмертно в июне 1919 г. в Э 4 журнала "Литтератюр".

Источник - обнаруженный в 1919 г. неполный автограф (ранняя стадия работы над стихотворением?), в который рукой Верлена вписаны строфы VIII, XI и XII.

Стихотворение, как и предыдущее, является гимном героям - прежде всего героиням Коммуны. Хотя эта идея отчетливо выражена в строфах IX-XII, она заложена в стихотворении начиная с первой строки.

В своем стихотворении Рембо намеренно воспринимает общее построение, версификацию, вопросительную форму "Этюдов рук" из книги стихов Теофиля Готье "Эмали и камеи". Теофилю Готье уже следовал поэт Альбер Мера ("Твои руки", сб. "Химеры", 1866). Рембо подчеркивает заимствованием приемов противоположную направленность его стихотворений по отношению к стихам Готье и новизну своего персонажа - героической коммунарки - по отношению к красоткам, изысканно-томным и рожденным для наслаждения.