Шарль Бодлер - Цветы зла

Какие бы бы то ни было доказательства после этого — избыточны.

Есть, понятно, и косвенные аргументы, но разве они нужны? Аргументы Карабутенко, наподобие совпадения рифмы в первой же строфе «лампы-эстампы» переводов Ламбле 1929 года и Цветаевой 1940 года («Плавание»), ни малейшей критики не выдерживают: оригинал сам «диктует» рифмы, а тут еще и рифменная пара просто взята у Бодлера. Еще одним важнейшим доказательством своей теории считает И. Карабутенко тот факт, что ни о каком Адриане Ламбле лично ему, И. Карабутенко, ничего не известно Об этом уже сказано, и нечего повторяться. Это, в конце-то концов, аргумент неопровержимый, господа!

А. Саакянц, ответившая на сочинение Карабутенко в № 6 «Вопросов литературы» за 1986 год (тираж, увы — лишь 15 тысяч экземпляров) убедительно доказала, основываясь на тех же цитатах из перевода Ламбле, а главным образом — на фактах биографии Цветаевой, что вся сенсация — мыльный пузырь (впрочем, Н. Попова в № 8 «Нового мира» за тот же год пламенно поддержала Карабутенко). Но…

А. Саакянц справедливо посмеялась над тем, что Карабутенко назвал принадлежащую ему книгу уникальной. Однако не зря ей пришлось пользоваться в своей статье лишь теми цитатами, которые милостиво привел в своем творении Карабутенко, цитировавший — видимо, на свой вкус — строки пободлеристей. Отчего-то она оставила без внимания поистине комичные совпадения текста Ламбле с неоконченным переводом В. Левика, выполненным в 60-е — 70-е годы (почему тогда Левик — не Ламбле?..) Ответ прост: специалисту по русской поэзии (не только одной А. Саакянц) традиционно, никогда нет ни малейшего дела до истории русского поэтического перевода.

Я не так высоко ценю книги своей библиотеки, как И. Карабутенко, уникальными их не считаю. «Цветы зла» в переводе Адриана Адриановича Ламбле, выходца из Швейцарии, окончившего Санкт-Петербургский университет, много лет стоят у меня на полке. Сам Ламбле после революции жил в Париже, затем в Пекине и Шанхае, там заболел душевной болезнью, был взят под опеку швейцарским консульством, вывезен в родные Альпы, где и умер около 1950 года. Еще в 1970 и 1971 годах на состоявшихся в Центральном Доме литераторов в Москве обсуждениях книги Бодлера, вышедшей в «Литературных памятниках», я выражал сожаление, что составители ни в какой степени не использовали ни перевод Ламбле, ни рукопись полного перевода Шершеневича, ни целый ряд известных мне отдельных переводов. «А что, мы много хорошего упустили?» — спросил меня тогда Н. И. Балашов. Не желая обидеть ученого, я ответил: «Не очень…»; готов повторить это и теперь. Научная добросовестность и поэзия не всегда идут по одному пути. На то, чтобы выяснить, кем же все-таки был Адриан Ламбле, у нас, у Валерия Вотрина и у меня — ушло более тридцати пяти лет. Придется привести две цитаты.

Первая — из вышедшей в Амстердаме книги мемуаров Валерия Перелешина (1913–1992), уже давно именуемого «лучшим русским поэтом Южного Полушария» — в Рио-де-Жанеро он прожил последние сорок лет жизни. Дата под авторизованной рукописью, хранившейся у меня, недвусмысленно говорит: «1974–1975». Что поделать, типографского станка рукописи пришлось ждать двенадцать лет. Но такие авторизованные копии хранились далеко не только у меня одного. Цитировать же удобнее по нидерландскому изданию 1987 года (с. 124).

«…Знакомство с Адрианом Адриановичем Ламблэ [2] так! ( прим. автора ). , обрусевшем швейцарцем, началось еще раньше, когда он посетил меня в Пекине [3] Перелешин сообщает точную дату своего переезда из Пекина в Шанхай: «2 ноября 1943 года» (там же, с. 88). ( прим. автора ). , и подарил мне первые издания Жемчугов, Чужого неба, Костра и Шатра Гумилева, привезенные им из России. Романтические цветы , прибавленные к Жемчугам , были мне дотоле незнакомы, и взволновали меня чрезвычайно. По этому поводу я тогда же написал стихотворение „При получении стихов Гумилева“, которое посвятил Адриану Адриановичу и включил в свой сборник „Жертва“.

Вскоре по приезде в Шанхай я решил отдать визит Адриану Адриановичу. Нашел его очень странным, сильно изменившимся, постаревшим. Говорил он только о том, что он, богатый человек, находится под непосредственной угрозой голода из-за войны. Вскоре я и узнал, что бедный Ламблэ окончательно помешался и взят на попечение швейцарским консульством, Так он и умер — богатым человеком, сошедшим с ума от того, что боялся бедности».

Аргумент на Карабутенко, увы, не подействовал — коль скоро нет такого француза, так стало быть Андриан Ламбле — это Марина Цветаева ныне, и присно, и вовеки веков, и не нужно иных аргументов, кроме того, что выпущенные в Париже в 1929 году — это книга Марины Цветаевой. Хотя опубликованный мною с иными целями в «Литературной учебе» 1986 (№ 11) полный текст всего лишь бодлеровского «Альбатроса» заронил в души поклонников Цветаевой подозрение: а могла Цветаева это написать?…

Через двадцать лет, в 2006 году, когда наш интернетный сайт «Век перевода» достаточно окреп, встал вопрос, что ж, если такого француза не было, может быть, во французской Бельгии или Швейцарии кто-то отыщется? Один из руководителей сайта, поэт, переводчик и прозаик Валерий Вотрин взялся мне помочь.

…И грянул гром. С некоторой отсрочкой, в 2009 году — но грянул неплохо. Без комментариев цитирую статью Вотрина, специально написанную для русской Википедии: отныне все концы сошлись и швы ушли в бессмертие — к столику кафе «Ламблен», где император Адриан, вероятно, по сию пору сидит и пьет свой стакан душистого перно.

Валерий Вотрин неожиданно получил из Швейцарии исчерпывающие данные от семьи Ламбле; с общего согласия привожу их здесь полностью. Предоставил их Марк Ламбле, генеалог, секретарь швейцарской Ассоциации семейства Ламбле, которому наше издательства (как и сайт «Век перевода») безгранично благодарны.

«Адриан Адрианович Ламбле (имя при рождении Адриен Рене Альбер Ламбле, фр. Adrien René Albert Lambelet , 19 апреля 1884, Пезё, кантон Нёвшатель, Швейцария — 10 марта 1955, Нёвшатель, Швейцария) — русский поэт-переводчик швейцарского происхождения, автор наиболее полного из всех имеющихся переводов «Цветов зла» Шарля Бодлера.

Данные о жизни поэта предельно скудны. Большую часть фактов биографии Ламбле удалось разыскать в архивах поэту и историку поэтического перевода Евгению Витковскому. В 1986 году биография Ламбле стала предметом ожесточённых споров между сторонниками гипотезы о том, что под псевдонимом Ламбле скрывалась Марина Цветаева, и теми, кто утверждал, что Ламбле действительно существовал. Точные даты жизни поэта были установлены только в 2009 писателем Валерием Вотриным с помощью швейцарской Ассоциации семейства Ламбле. Однако биография Ламбле по сей день полна пробелов и ждёт своего исследователя.