Юлия Друнина - Стихотворения (1970–1980)

Я музу бедную безбожно
Все время дергаю:
— Постой!
Так просто
Показаться «сложной»,
Так сложно, муза,
Быть «простой».

Ах, простота!
Она дается
Отнюдь не всем и не всегда…
Чем глубже вырыты колодцы,
Тем в них прозрачнее вода.

Не страшно,
Что похож на битла
Уже седеющий пиит, —
Беда,
Что слишком деловит он,
Локтями друга оттеснит.

Талант и деловитость? —
Странно!
О том историю спроси:
Лишь зарабатывали раны
Себе поэты
На Руси…

И снова спорт
По трем программам:
Хоккей, гимнастика —
Хоть плачь.
Вновь голову мою
Упрямо
В футбольный превращают мяч.

Щелчок.
Погас экран.
А где-то
Еще болельщики вопят.
…Глотаю Тютчева и Фета,
Как антияд, как антияд.

Сражаться насмерть
С суетой,
Не опускать
Пред нею знамя,
С лукавой, ненасытной —
Той,
Что разлучает нас
С друзьями.
Что славословит,
Льстит подчас:
Президиум, вниманье зала.
Что от стола
Уводит нас
В те — свадебные —
Генералы…

Мой стол, мой бруствер!
Только ты
Меня обезопасить можешь
От артналета суеты,
Ее обстрелов и бомбежек…

Во все века,
Всегда, везде и всюду
Он повторяется,
Жестокий сон, —
Необъяснимый поцелуй Иуды
И тех проклятых сребреников звон.

Сие понять —
Напрасная задача.
Гадает человечество опять:
Пусть предал бы
(Когда не мог иначе!),
Но для чего же
В губы целовать?..

Плесень трусости,
Ржа измены,
Вещевой лихорадки чушь —
Что там черные дыры Вселенной
Перед черными дырами душ!..

Но и взлеты души —
Не басни:
Во Вселенной во всей навряд
Ты разыщешь звезду
Прекрасней
Тех,
Что в наших глазах горят.

Объяснений мне не нужно,
Зря душою не криви.
Для меня неверность в дружбе
Побольнее, чем в любви.

Хоть не просто это было,
Все же с юношеских лет
Я прощать умела милым,
А друзьям, признаться, нет.

Потому что мы не дети,
Наваждений знаем власть.
Потому что есть на свете
Увлечение и страсть…

Но какое оправданье
Для товарища найдешь,
Если он тебя обманет,
Если он продаст за грош?

Ах, за грош ли, за мильоны,
За высокие чины!..
По неписаным законам
Тяжелее нет вины…

Не признаю
Охоты с вертолета.
Она мужчинам
Не приносит честь.
В ней, право, есть
Безнравственное что-то,
Нечеловеческое что-то есть.

Вот замер лось.
Куда бедняге скрыться?
Над ним, смеясь,
Нависли палачи.
И в полной безопасности
Убийца
Из автомата
Весело строчит.

В том, право, есть
Безнравственное что-то.
Нечеловеческое что-то есть…
Не признаю
Охоты с вертолета —
Она мужчинам
Не приносит честь.

Вы слепы. Вы учитесь даром.
Твержу вам, безграмотным, снова:
Земля наша — щедрый подарок,
Но он хорошо упакован.

Сумеешь раскрыть упаковку —
Проникнешь в суть вещи ты.
Но люди смешны, неловки,
И слепы они, как кроты.

Все бродят в потемках где-то.
Дар зрения им не дан.
Не видят, что капля — это
Уменьшенный океан.

Что верх совершенства — птица,
Что в мире уродства нет,
Что девушка может рядиться,
Как в мантию, в лунный свет.

О боже, как слепы люди!
И грустно мне и смешно.
Мечтают они о чуде,
Не видя, что — вот оно!

Не чудо ль, что солнце всходит,
Не чудо ль — его закат?
Не чудо ли — половодье?
Не чудо ль — цветущий сад?

Ах, сколько чудес повсюду! —
Дождь, радуга, волк, медведь.
А чтобы увидеть чудо,
Лишь надо уметь смотреть.

В лесу свирепеет стужа,
Доносится крик совы…
Ах, мне ничего не нужно,
Лишь будьте счастливы вы.

Я пела у колыбели,
Я снова пою сейчас:
Пусть горести и метели
Сторонкой обходят вас.

А если и будет плохо,
Останьтесь смелы, верны.
…Рыданье совы и хохот,
Ей-богу же, не страшны.

И что б ни случилось с вами,
И кто б ни обидел вас,
Подумайте лишь о маме —
На помощь приду тотчас.

Спасу из любого плена,
Спасу от беды любой!
На страже детей бессменно
Стоит матерей любовь.

Ни вторников, ни четвергов
У нас, внучата, нет.
Одно лишь воскресенье,
Что длится много лет.
На рынок даже никогда
Уже не сходишь — вот беда…

Нет понедельников, нет сред,
И пятниц тоже нет.
Уже не вымоешь полы,
Не сделаешь обед.
Один лишь день — воскресный день,
А отдыхать все время лень…

Уже четыре сотни лет
Я на земле стою.
Немало горестей и бед
Видал в родном краю.

Я слышал пилы, топоры,
Деревьев долгий стон
Еще, сынок, до той поры,
Как твой отец,
отец,
отец
Был на земле рожден.

Четыре сотни лет и зим
Я задыхался, мерз.
Лесным товарищам моим
Что человек принес?
Погибли лоси и бобры,
Был выловлен лосось
Еще, сынок, до той поры,
Когда твой дед,
твой дед,
твой дед
В наш мир пришел, как гость.

Четыре сотни лет меня
Рубили, жгли — и пусть!
Я ни железа, ни огня,
Как видишь, не боюсь.
Я искалечен, нет коры,
Но крепок и высок.
Таким я был до той поры,
Когда твой пра,
твой пра,
прадед
Еще ходить не мог!

Тильтиль:
Влажны у Митиль ресницы,
Мне нечего ей сказать…
Прошу вас, очнитесь, птицы,
И синими станьте опять.

Митиль:
Не слышите вы Тильтиля,
Не бьются у вас сердца.
Застыли, навек застыли,
И черными стали тельца.

Тильтиль:
А я вас руками трогал —
Прекрасные дети сна.
Но птиц было слишком много,
А Синяя Птица одна…

Митиль:
Ох, если б я раньше знала,
Как трудно ее поймать!
Я очень, Тильтиль, устала,
Неужто идти опять?