Евгений Долматовский - Добровольцы

Сидит за столом, не скрывая печали,
Уфимцев, глаза прикрывая рукою.
А в памяти утро и летное поле,
Сирена тревоги, минута прощанья.
От счастья влюбленных до собственной боли
Уж очень короткое расстоянье.

Мамаша невесты приносит на блюде
Пирог деревенский из серого теста.
Эх, горько! Целуйтесь, хорошие люди,
Кайтанов и Леля, жених и невеста.

Эх, горько! За шахту! За нашу квартиру!
Вздымаются рюмки, стаканы и кружки.
За то, чтобы в жизни везло бригадиру,
За то, чтоб всегда был он ласков к подружке.

А Колин папаша и дядя Сережа,
Лишь чокаясь, пьют безо всякого тоста.
Шахтеры всегда друг на друга похожи,
Сойтись и сдружиться легко им и просто.

Могучие девушки в платьях из ситца
Танцуют в углу, завладев патефоном.
Мне грустно, что я не успел влюбиться, —
Сегодня так хочется быть влюбленным!

Веселье в разгаре. Вдруг в двери стучатся:
«Ребята! Ребята! На шахту сейчас же!»
«Да нет, не пожар, не авария, что вы!
Все в полном порядке. Туннели готовы.
До поезда первого час, вероятно.
Гостей ожидают… Понятно?» — «Понятно!»

Акишин выскакивает из ванной,
Никто не заметит, что нынче он странный.
Оставлены стулья. Вино недопито.
По правде сказать, даже свадьба забыта.

Одни пировать будут в комнате новой
Кайтанова теща и свекор Тепловой.
Их свадьба безбожная ошеломила,
И скучно им слушать фокстрот «Танганилла»

А мы спешим ночными площадями,
Бежим, аж сердце рвется из груди,
И Лелина косынка словно знамя,
И, как всегда, Кайтанов впереди.

Игра теней на улицах весенних,
И вот он, наконец, «Охотный ряд».
Под нами эскалатора ступени
Вдруг двинулись, шумя, как водопад.

Торжественно и чисто на платформе.
Давно ли здесь стучали молотки!..
Две девушки в путейской новой форме
Стоят, держа железные флажки.

Гудит туннель. Вот вырвался оттуда
Циклопий глаз. Вздыхает левый путь.
В зеркальных стеклах, мчащихся, как чудо,
Зрачки ребят мелькают, словно ртуть.

Упорство наше, мужество и верность
Застыли в этих сводах на века,
И в первом поезде, в вагоне первом —
Смотрите! Все Политбюро Цека.

Перрон в приветствиях, в веселом гаме,
И мы вступаем в новенький вагон —
Как в сказку, невесомыми шагами,
И мчит мечта за поездом вдогон.

Мы первыми дорогу проложили
Здесь, в плывунах, среди кромешной тьмы,
И, первые — по праву — пассажиры,
Подземною дорогой едем мы.

Как будто повторенье детской гаммы,
Звучит на новых стыках путь стальной,
И станции, похожие на храмы,
Встречают нас прохладной тишиной.

И мы, захлебываясь от волненья,
Стоим и смотрим родине в глаза.
На Третьем съезде комсомола Ленин
Наш путь необычайный предсказал…

Да, это нам учиться и учиться,
Чтобы увидеть коммунизм самим
Наш первый поезд, первый поезд мчится,
Мы в будущее мыслями летим.

Какие стройки кто из нас воздвигнет,
Кого Героем назовет народ?
В каких пучинах кто из нас погибнет
И кто до коммунизма доживет?

Но это нам покуда неизвестно.
Все впереди. Построено метро.
В вагоне с членами Политбюро
На первом поезде жених с невестой.

Вновь, как всегда, Кайтанов и Теплова,
Вы первые на свете потому,
Что свадебного поезда такого
Еще не подавали никому.

Наш первый поезд, первый поезд мчится.
В его движенье наш двухлетний труд,
А наверху, над нами, спит столица,
Как дети спят, когда подарка ждут.

Года молодые, куда вы стремитесь?
К планетам и звездам! А мы и не знали,
Что есть в окончаньи трудов и строительств
Не только восторг, но и доля печали.

Снесли эстакаду в последнюю смену.
В Охотном ряду не увидишь отныне
Трамвайных платформ, так похожих на сцену,
Где люди сидят на песке, как в пустыне.

Разобран копер и фанерный рабочий.
Забор превратился в обычные доски.
Но жизнь останавливаться не хочет:
Поручен нам новый объект — Маяковский.

Он станцией станет, поэт наш любимый.
Как плыть пароходом товарищу Нетте,
Так быть Маяковскому залом глубинным,
В стальные колонны и мрамор одетым.

У каждого в жизни сейчас перемены:
Направлена в Промакадемию Леля;
Акишин учиться пойдет непременно:
Не всем в академии, можно и в школе!

Уфимцев экзамен сдает на пилота,
Уже он на «чайке» взвивается в тучи;
И новая ждет бригадира работа:
Теперь в подчиненье он смену получит.

Он ходит вразвалку, веселый и гордый,
Чуть-чуть свысока он обходится с нами
И носит на лацкане новенький орден —
Пусть не Боевое (Трудовое), но Красное Знамя!

Почетное звание краснознаменца
Нам с детского сада являлось ночами
Буденновской лавой под яростным солнцем,
Борьбой пограничника с басмачами.

И вот этот орден для нас отчеканен,
Он лучшему парню вручен по заслугам,
Эмаль его можно потрогать руками
И рядом стоять с бригадиром и другом.

Пускай бригадир погордится! Не важно!
Ведь он, как и все мы, вчерашний мальчишка
В руках его книжка в обложке бумажной.
Моя — понимаете! — первая книжка.

И он говорит мне: «Написано бойко,
Показана наша подземная стройка.
И ясно видна установка комсорга —
В стихах исключительно много восторга.

Все было, пожалуй, труднее немного.
Зачем тут одни лишь веселые лица?
Не критик я, чтобы оценивать строго,
Но думаю, надо тебе поучиться.
Нужны государству и людям поэты —
Великие годы еще не воспеты».

…Особняк на Тверском бульваре,
Юный Горьковский институт.
Дверь открыта. Смелей, товарищ!
Нас науки и книги ждут.

Коротка у меня анкета,
Биография коротка.
Метростроевца, не поэта
Принимают сюда пока.

«Познакомиться не хотите ль?» —
Трубку толстую закурил
С кинофабрики осветитель.
«А зовут тебя как?» — «Кирилл.

Впрочем, можешь, если захочешь,
Костей звать меня, например.
Я картавлю, мне трудно очень
Выговаривать „л“ и „р“».

Вот скандалит парнишка вздорный
С разлохмаченной головой,
Бывший жулик и беспризорный
Из колонии трудовой:

«Это верно, я был бродяга,
А теперь я рабочий класс!
От Макаренко есть бумага.
А не примут — зарежусь враз!»