Ованес Туманян - Стихотворения и поэмы

«Ануш! Эй, Ануш! скорее иди!» —
Старуха нани вздыхает, кричит.
«Иду я, нани! Иду! Подожди!» —
Ответ в глубине ущелья звенит.

Рассыпались косы у ней по спине,
И пряди упали на щеки в огне,
И вышла из пропасти сквозь облака,
Как лань, убегающая от стрелка.

Кувшин на плече притащила пустой,
И нет на плече у ней для кувши́на
Подстилки. В ущелье осталась она.
Эх, горе-беспечность души молодой.

«Нани, испугалась я! — дочь говорит.
И хочет всплакнуть, да слеза не бежит
Внизу я людей увидала вдали,
Подумала — турки купаться пришли…»

Старуха клянет, досады полна.
Трусливую, глупую дочку свою.
И сходит, бранясь, в ущелье она
С кувшином пустым обратно к ручью.

Амбарцум [36] Амбарцум — Вознесение. настал. Горы зацвели.
Дно долин горит, как ковер, вдали.
Девушки пошли на горы гулять,
Собирать цветы, песни петь, гадать.

«Амбарцум, яйла [37] Амбарцум-яйла — припев весенних «Вознесенских» песен. ,
Яйла-джан, яйла [38] Яйла — летнее пастбище. !
Тени гор, яйла,
Яйла-джан, яйла!»

Запах трав смешав
С песней молодой,
Девушки бегут
Пестрою толпой,
Роем мотыльков
Реют меж цветов.

«Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Вешний день, яйла,
Яйла-джан, яйла!»

Амбарцум настал,
На горах крутых
Сердцу загадал:
Кто же твой жених?

Ай, джан-пастух, ай, розы цвет, — чей ты есть?
Нет! видит бог и видит свет — мой ты весь!

Вот и ты берешь
Скрытый жребий свой,
Будет всем хорош
Яр твой удалой!

Усы — два нежные ростка, стан красив,
Не горевать тебе, пока яр твой жив!

«Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Жар сердец, яйла,
Яйла-джан, яйла!»

Голоса звенят. Девушки поют,
И, храня обряд, жребий достают.
Счастье и любовь выпадут одной,
Горе на душе ляжет у другой.

И жребию вновь по кругу бежать
Велит Мать цветов, накрывшись фатой.
И все «Джан-гюлум» запели опять,
И эхо звенит вдали за горой.

«Эй, выросшая средь гор
Красавица, ночь — твой взор!
Но милого твоего
Ждет гибель — пуля в упор!»

«Ой, горе тебе, сестрица Ануш!
Пал жребий тебе несчастий и мук!
Отсохни рука, что достала его!..» —
И смолкнул весь круг смущенных подруг.

«Сестрица, всё — ложь! гаданью не верь!
Беги от тоски, от горестных дум;
Иди, не грусти, — и с нами теперь,
Как прежде, играй и пой „Джан-гюлум!“»

«Ах, счастья мне нет — и не суждено!
Всегда от меня бежало оно…
Не дружит оно с судьбою моей;
Проклятье на мне с младенческих дней.

К нам нищий старик, говорят, приходил —
А я еще малым ребенком была, —
Он песню пропел, подаянья просил,
Но мать ни куска ему не дала.
„Прочь! — крикнула, — прочь от наших дверей!
Покоя мне нет и от дочки моей!..“
И проклял старик жестокий меня,
Чтоб ей, мол, не знать отрадного дня.
Мой темный удел лишь богу открыт,
На сердце ж моем мрак вечный лежит
И тьма предо мной; в ее глубине
Таится мой путь — неведомый мне!..»

«Ануш, не грусти, вот ты поглядишь,
Увидишь сама: гадания — ложь!
Какой-то старик безумный, дервиш
По злобе сболтнул, а ты — слезы льешь.
Не бойся, Ануш, знай — счастье придет!
Вся жизнь пред тобой весною цветет.
Ты так молода, — взгляни же, взгляни:
Лежат впереди счастливые дни!
Сестрица, всё — ложь, гаданью не верь!
Беги от тоски, от горестных дум;
Иди, не грусти, — и с нами теперь,
Как прежде, играй и пой, „Джан-гюлум!“»

Счастливая ты —
Счастлива в любви!
Красивая ты —
Без горя живи!

Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Дни любви, яйла,
Яйла-джан, яйла.

С расцветшей весной
Ты схожа, сестра.
Твой яр за тобой
Стоит, как гора.

Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Горы-джан, яйла,
Яйла-джан, яйла.

Куда судьба меня зовет?
Ах, будущее страшит…
От ледяного зова ее
Сердце мое дрожит.

Вот так и горные цветы
Болью безмолвной полны.
Слезами их глаза налиты,
Грустны сердца и черны.

Напрасно краткою весной
Томятся они на лугах
И вянут с горечью немой
В печальных черных сердцах.

Амбарцум, яйла,
Яйла-джан, яйла,
Пламя мук, яйла,
Яйла-джан, яйла.

На свадьбе гуляли однажды зимой.
Привольно гостям веселиться, шуметь.
Пришли пастухи молодые толпой —
Бороться, плясать, на красавиц глядеть.
Вот бурная пляска утихла. И вдруг
Для новой забавы расчистили круг,
И песню борьбы продудела зурна [39] Зурна — народный музыкальный инструмент. .
Толпа раздалась, любопытства полна.
«Тащи их! тащи!» — суетятся, галдят…
И вот уже друг против друга стоят
Моси — брат Ануш и Саро — наш пастух.
Насильно друзьями притащенный в круг.

Тогда на два стана село разошлось.
Сомкнулось теснее, стеной поднялось.
Себе каждый стан пахлевана [40] Пахлеван — богатырь, удалец. избрал,
Теснясь и шумя, за спиной его стал…
Кричат, подзадоривая, всё сильней:
«Эй, эй, молодцы! не робейте! смелей!»
А рядом, из-за занавесок цветных.
Невеста с подружками смотрит на них.
Стоят, горячатся борцы-пастухи.
Заправили за пояс полы чухи [41] Чуха — мужская верхняя одежда. ,
Бьют об землю крепкой ладонью; взвились
Прыжком — в свирепом порыве сплелись.
Есть в темных ущельях обычай седой…
Старинным обычаям верен всегда.
В борьбе удалец удальца пред толпой
Спиною к земле не прижмет никогда.
Саро и Моси, молчаливо сцепясь,
То кажут притворную ярость и прыть,
То хлопнутся наземь, в обнимку катясь,
Никак, мол, друг друга им не победить!
Напрасно толпа в исступленья кричит
И девушки с бьющимся сердцем глядят…
Ануш, изваяньем застывши, стоит,
Не в силах отвесть околдованный взгляд.
Стоит… И Саро вдруг увидел ее…
В глазах его — мгла, в голове — забытье.
В нем вспыхнуло сердце, забилось сильней.
Забыл он обычай, и мир, и друзей.
Тогда как Моси, побратима любя,
Боролся шутя и ослабив себя,
Саро его с силой внезапно схватил,
Сшиб с ног и коленом к земле придавил.
Так сделал — и сам не заметил того…
Толпа заорала. В толпе торжество.
«Саро победитель!» И вот пастуха
С почетом подводят к тахте жениха.
И все рукоплещут, ликуют, кричат,
Качается кровля, и стены дрожат.
А рядом из-за занавесок цветных
Невеста с подружками смотрит на них.