Svetlana Maksimova - Вольному - воля

Ведь что-то было все-таки, а помню

Лишь сломанную ветку над душою.

Какой-то удивленною гримаской:

«Ломает ветку. А зачем ломает?..»

Какой-то добротой, пустой и праздной,

Все душу мне твою напоминает.

Там старики живут – и неужели

Они с рожденья были стариками? –

И дети… Но каким-то вороженьем

До смерти их на детство обрекали.

В ночи озарено твое обличье

Таким огнем, что жутко на рассвете,

Когда на каждом новом пепелище

Все те же старики и те же дети.

Неистребимы и несохранимы,

Привыкшие к бездомью и бездолью…

Какие холода, какие зимы

На той груди, что под твоей ладонью.

На даче этой

И я сказала б, что соломенны

На даче этой сны и крыши,

Что крылья глаз твоих изломаны,

Гортани глаз твоих охрипши…

Зрачок цветет, пылает зеленью…

Но я скажу совсем иначе –

Соседи дружат нынче семьями.

И женщина в каморке плачет.

И я скажу, что эта женщина

Сюда заехала бездумно,

Пока перевозили вещи вам

На дачу всей ватагой шумной.

Жена твоя, почти что девочка,

С крыльца на цыпочках сбегала

И два фамильные подсвечника

В худые руки принимала.

Потом по коридору в комнату

Несла, и в окнах всех сквозила.

И пела там о счастье смолоду

Так просто и невыразимо.

Пройдет ли жизнь, прошла ли, минула…

Но те подсвечники на даче…

Но девочка с капризной миною

Прелестна вся…

И мне иначе

О том и слова-то не вымолвить.

И встретившись случайно где-то

Лишь задохнуться:

Вы мол… Вы-то ведь…

И устыдиться встречи этой.

***

И в нашей сказке быть могло

Добро над злом воспетое.

Но вот добро я или зло –

Я этого не ведаю…

И с миром всем теряя связь,

И уходя в бездонье,

Пролить хоть чуточку боясь,

Беру твой лик в ладони.

Все мягче складки возле рта,

Все ближе взгляд скитальца…

Уходит тихо, как вода,

Лицо твое сквозь пальцы.

***

Согласно осени по саду завитой,

Согласно цвету глаз моих и нраву,

Ты нынче разгуляешься на славу,

Мой ласковый бродяга золотой.

Но перед тем, как ты покинешь дом,

И этот сад, и это перелесье,

Взгляни, как свет спокоен в поднебесье

И каждый луч надеждою ведом.

Все праздник мне пророчит и подвох.

И речь моя, текущая неспешно,

Спокойна так, что это неизбежно

Не кончится добром. Помилуй бог,

Как нынче я пропащего люблю,

Как нынче я ни в чем не укоряю.

И письма старые по садику теряю,

И даже оправдаться не велю.

Лишь припадаю сердцем и щекой

К листу, летящему на муку и на славу.

И больше не желаю ничего,

Согласно цвету глаз твоих и нраву.

Пёрышко

Лишь тронула рукою эту дверь я -

И вспомнила, как в детстве я играла.

И вспомнила опять, как птичьи перья

Девчонка на болоте собирала.

Зачем она босая выходила

В болотный лес из тёмного домовья?

Водой студёной ноги ей сводило

До жгучих слёз... Мой милый, не довольно ль?..

Спаси меня от грёз моих в апреле.

Уже не растопить в ненастье печь мне.

Из перьев журавлиных ожерелье

На шее и курлычет, и трепещет.

Бери седую голову в ладони,

Целуй вслепую лоб, глаза, ресницы.

Всё выстудили ветры в нашем доме.

Лишь девочка, как маленькая жрица,

Сидит, поджавши ноги, на пороге,

И перья на ветру перебирает.

Ее глаза беспомощны и строги...

На пёрышке дремучий бор витает.

На пёрышке и птицы все, и звери

Сошлись навек, в одном поверье греясь.

И девочка - душа твоя и прелесть -

Бежит босая, перышку доверясь.

Ты думаешь, какой-то из миров ей

Милее обветшалой этой кровли?

Ты думаешь... А все того не стоит...

Бери льняную голову в ладони,

Целуй глаза и выцветшие брови,

Пока перо в глухом болоте тонет.

***

И кто бы знал, как сердцу мил

И цвет, и вкус полыни…

А это платье он любил

И помнил бы доныне,

Как только помнят серый мох

На стенах колокольни,

Где благовест, как тайный вздох,

Все глуше и покойней.

Где столько сущего всего

Ликует кратким летом…

Но это свыше сил его –

Так долго помнить это.

Прощание

Гнил палый лист. Лицом поблекнув,

Сама земля звала к застолью.

Ребенок плачущий

калеку

Вел за руку по заоколью.

Старик был слеп и все на ощупь

Старался мальчика погладить.

Знобило маленькую рощу,

Как женщину в больничном платье.

Она на цыпочки вставала –

Едва-едва держали корни.

Ее уже давно не стало,

Она смирится с этим вскоре.

***

А в поле вновь столбы да рельсы…

Скитаясь долгими веками,

Ветрами стали погорельцы,

А пепелища – облаками.

И мы уже не стонем сердцем

Над незабвенным пепелищем.

И мы, потомки погорельцев,

Свой отчий дом на небе ищем.

***

«Вольному – воля,

спасенному – рай».

Над головою –

неведомый край.

Все, как на свете,

как на Руси.

Ветер, мой ветер,

степью неси!

Степи, несите

росою меня.

Луч ненасытен

в зареве дня.

И по лучу я

ввысь поднимусь,

И заночую,

и огляжусь:

И после смерти

все зелено,

Все, как на свете,

кажется,

но…

Кто же я?! Что я?!

И не пытай…

Это ли воля?!

Это ли рай?!

***

Душа моя не ведала оков

И поднималась вдруг до облаков,

И проникалась таинством и волей.

И полусферы всех колоколов

Срастались с колокольчиками в поле.

Там зазевалась глупая пчела,

Осталась и дневать и ночевать,

Носиться беспробудно с каплей меда.

И понимать я смутно начала –

Из этой воли скудной

нет исхода.

Татарник

И это значит воля?!

Душа опять травою

по полю!..

и нет как нет управы!

И стебель пятиглавый

Татарника

пылает,

И праздника

желает

Душа!

И воля – каждый шаг!

Все воля! –

даже если

Скатилась голова…

А птицы в поднебесье

Летят,

но все на месте

Пернатая трава

Татарника

пылает,

И странника

качает

Земля…

И мне в моих полях

И спится,

и не спится,

И снится,

и не снится…

И корни вглубь землицы

Летят,

как будто птицы.

А птицы ввысь –

корнями…

И все полно огнями!

И звездный небосвод

Татарником цветет!

Ночное путешествие

Под холщовым крылом –

Голос мой да еще

Скрип сосновых оглоблей.

Как телега, наш челн…

Как целую тебя горячо!

Как смотрю исподлобья…

Под холщовым крылом

Как люблю я тебя!

А по небу, скрипя,

Едет наша телега.

Свесив ноги, сижу.

Может быть, согрешу –

Жди до третьего снега.

А лишь выпадет снег,

От макушки до пят

Я – и пленница, я – и воля…

То не треплется мех –