Лев Маляков - Сберегите цветы полевые

Я вдохну первозданных снегов,
Удивлюсь голубому сиянью
И дождусь у седых берегов
Озарения или свиданья.

Скоро день повернет на весну
И заветные песни повторит…
Что-то манит меня на Двину,
Но не знаю,
На счастье иль горе?

Не знаю пращуров своих
Древней прапрадеда Ивана.
Он жил открыто,
  безобманно,
Один ворочал за троих.

Деревья смалу корчевал,
Ходил с рогатиной на зверя,
И, помня прошлые потери,
Орала и мечи ковал.

Нет-нет и ворога встречать
Ходил к Чудскому, на границу.
Враги российскую землицу
Зело любили воевать.

Россию он спасал не раз
От всяких рыцарей и шведов.
Был верен доброму соседу,
Не выставлялся напоказ.

Я верю в мой крестьянский род,
Что шел к Ивану от Ивана.
Он служит полю безобманно
И Родину не подведет.

Чт о в ней,
  что в этой малой родине?
Дом приземистый в три окна.
За поветью на старой колодине
Дно от бочки блестит, как луна.

Что в ней,
  что в этой горькой родине?
Лобогрейка забыта в снегу.
По весне на болоте разводины.,
Да вороны кричат на стогу.

Что в ней,
  что в этой cладкой родине?
По лугам —
Язычкастый щавель,
Ранний цвет на духмяной смородине.
Возле риги шатровая ель.

Что в ней,
  что в этой доброй родине?
Слева поле,
А справа — лес,
Смалу вдоль-поперек обойденный,
Все ольшаник,
Сосны — в обрез.

Что в ней,
  что в этой гордой родине?
Не осилить одним умом.
Ради л ю бой Европа пройдена
Под смертельным огнем.

Вы видите, как яблони лучат
Румянец зоревой над деревнями?
Вы слышите, как яблоки стучат
О грудь земли тяжелыми боками?

Печально осыпается зерно
Подставить бы спасительные руки!..
Из пахарей ушел давным-давно,
Но в сердце отдаются эти звуки.

Среди болот и глухомань-лесов,
В зеленом царстве птичьих голосов,
Вросла в бугор крестьянская изба:
В окне — заря,
А над зарей — резьба.

Изба стоит уже полста годов.
Тропинка от нее ведет на Гдов.
Другая — к югу,
  в дальние края,
Которых и во сне не видел я.

Всему свой срок:
Аукнула судьба…
В разлуке запечалилась изба,
Осталась вековать среди лесов,
В весеннем хоре птичьих голосов.

Мне открывались чудо-города,
Избенке дедовой до них куда!
У каждого свой норов,
  голос,
  вид,
И каждый не полста годов стоит.

Но если было мне невмоготу,
К былому обращал свою мечту,
Припоминая старый дедов дом.
И он светил мне заревым окном.

Вызревали мы, как горькуши,
Убегали оравой в луга,
Где кислица росла погуще
И покруче Псковы берега.

На кормежку непривереды —
Подчищали сады с корня.
За вихры нас учили деды
Пуще жизни беречь коня.

Увозили в луга с собою
И учили пройти прокос,
Чтоб ложился он за тобою,
Как речной бесконечный плес.

На тяжелом двуконном плуге
Утверждали мужскую стать.
А мужчинам бы на досуге
После пашни в лапту поиграть.

То-то сладко нам пилось-елось,
Словно в сказке —
Все мимо рта.
Знать, полей и покосов милость
Мне запомнилась неспроста.

Смалу в деревне я рос непутевым —
Мне бы мечтать да играть.
С братом ходили в подлесок сосновый
Хворост к зиме собирать.

В глушь забреду —
От сосенок мохнатых
Глаз не могу отвести,
Хлебом с ладони кормил я сохатых.
Бабочек нянчил в горсти.

— Много ль с такого работника
  толку! —
Брат мне взашей поддавал. —
Зубы, бездельник, положишь на
  полку|
С песен какой капитал?!

Братья корили, наверно, напрасно
И наставляли, как жить.
Мне и поныне мечтается красно —
Песню сложить.

Тишина на отцовском подворье —
Даже оторопь душу берет,
Поразлилось крапивное море,
Затопило с весны огород.

У дверей лопушатся бурьяны,
На окошках из досок кресты.
И не только в луга и поляны
Пробрались, словно тати, кусты,

Незаметно опутали сердце,
Словно плети,
  секут по глазам.
Никуда от ответа не деться:
И судья,
  и ответчик —
  я сам.

Не с того ль тяжелеют туманы,
Тишина загустела водой?
На гумне воронье,
  как смутьяны,
Все грозятся картаво бедой.

Не кого-то,
  себя виноватю,
Что стою на подворье пустом…
Поглядел бы на полюшко батя…
Даже страшно подумать о том.

На березах —
  зари угасанье,
Догорает озерная гладь…
Нам достанет любви и желанья
Все понять и душою принять.

Целый месяц донимали деда —
Сам директор прикатил в страду.
Но одним кончалася беседа:
— Хоть убейте,
  хутор не сведу!

И не свел.
Красуются зароды
Словно крепость посреди лужка.
Ходит старый, будто воевода,
Утверждая мудрость мужика.

Да не разговором,
Крепким п о том:
За неделю —
  и рубаха с плеч.
Мудрость-то крестьянская —
  работа,
Да такая —
  что ни сесть, ни лечь.

Деду в радость —
  сытая скотина,
Над цветущим колосом —
  заря,
И скирда пшеницы у овина.
С плеч рубаха сыпалась не зря.

Детям, внукам —
  на века раздолья
И, конечно, всяческих забот.
Главное,
  чтоб не скудело поле.
По зиме старик, готовит колья,
Чтобы летом обновить зарод.

Тракторист — насмешник белозубый —
К деду завернет на перекур.
— Я теперь к тебе заместо клуба, —
Скалится совхозной балагур.

И, хватив, как смерти, самосада,
Заведет душевный разговор:
— Деревеньки трогать бы не надо —
Для земли-то вон какой разор!

Дед обронит скупо:
— Судишь верно.
Прут кусты в пожн я , как лешаки. —
И слова мужицкие, как зерна,
На сердце —
  с заботливой руки.

И не перекур —
  политбеседа,
Разговор на совесть —
  не за страх.
Не соврем себе, покуда деды
Здравствуют в российских хуторах.

Укатилось, расплавилось солнышко —
На стерне золотится стезя.
На упавшее во поле зернышко
Не откликнуться сердцу нельзя.