Литагент «Эксмо» - Россия – страна поэтов

За все несправедливости чужие
Несу вину сквозь память и года.
За то, что на одной планете живы
Любовь и боль,
Надежда и беда.

Я виноват, что не промолвил слова,
Которое могло все изменить:
Вернуть любовь —
Кто в ней разочарован,
Вернуть надежду —
Если нечем жить.

Будь проклято несовершенство мира —
Наш эгоизм и слабый мой язык.
Прошу прощенья у больных и сирых
За то,
Что я
К вине своей привык.

Не верится,
Что скоро нас не будет.
Не повторится жизнь.
Не встретятся друзья.
И для кого-то
Будет столь же труден
И первый шаг,
И поздняя стезя.

Но лишь одно
Меня утешить может,
Что станут все счастливей
И добрей…

А тот, кто в мыслях
И в делах ничтожен,
Не станет светом
На земле моей.

Фрейлины из школы номер семь
На балу танцуют выпускном.
Рядом с ними юные совсем
Офицеры в золоте погон.

Не отводят взоров от невест,
Здесь продлив свидания свои.
И звучит восторженно оркестр,
Словно бы играет вальс любви.

Новенькая форма на парнях.
На погонах звездочки надежд.
Дай вам боже не бывать в боях.
Дай вам бог полковничьих одежд.

Юных офицеров кружит вальс.
Школьных фрейлин закружил азарт.
Не стихает их счастливый вальс
Рядом с тишиною грустных парт.

власти нас не жалуют вниманием.
Был бы ты банкир иль олигарх, —
Мог, к примеру, на проект дать мани им.
А какая выгода в стихах?!

Власти нас вниманием не жалуют.
Мы не гоним нефть, не шьем бюджет.
И стихи для них – подобно жалобе,
Если гонор власти не воспет.

Ну, а то, что дарим мы надежду,
В душах зажигаем добрый свет, —
Это безразлично самодержцам.
Прибыли от вдохновенья нет.

Но и эта власть уйдет когда-то,
Уступив другим чинам черед…

У поэзии – всего одна лишь дата,
Та, что ей определит народ.

Пока мы боль чужую чувствуем,
Пока живет в нас состраданье,
Пока мы мечемся и буйствуем,
Есть нашей жизни оправдание.
Пока не знаем мы заранее,
Что совершим,
Что сможем вынести, —
Есть нашей жизни оправдание…
До первой лжи иль первой хитрости.

Жизнь нуждается в милосердии…
Милосердием мы бедны.
Кто-то злобствует, кто-то сердится,
Кто-то снова в тисках беды.

Жизнь нуждается в сострадании…
Наши души – как топоры…
Слишком многих мы словом ранили,
Позабыв, что слова остры.

Младший брат Онегина
Печорин
Многому учился у него.
Мог любую истину оспорить,
Только бы добиться своего.

А Татьяне и печальной Мери
С братьями весьма не повезло:
Им достались горькие потери.
А любви – насмешливое зло.

Берегите здоровье друг друга.
У Природы мы – малая часть.
Вы кому-то ответили грубо —
Чью-то жизнь сократили сейчас.

Одни по воротам целят.
Другие играют в нас.
Неважно, как нас оценят.
Важней – чем вспомянут нас.

У нас в России власть не любят.
Быть может, не за что любить.
Но лишь от власти той пригубят,
И все готовы ей простить.

Мужские слезы – дефицит.
У женщин проще со слезами.
Они то плачут от обид,
То над письмом, то в кинозале.
Не знаю – верить ли слезам…
Но сомневаться я не смею,
Что слезы помогают нам
Друг к другу быть добрее.

Я с женщинами спорить не могу.
Не потому, что все переиначит,
А потому, что лошадь на скаку
Не стоит останавливать —
Пусть скачет.

Стихи являются внезапно.
Они приходят поутру.
Не скажешь им, что лучше завтра,
Поскольку лень вступать в игру.

И ни гарантий нет, ни правил.
Все поначалу наугад.
Как на дорогу сыплют гравий,
Так и слова в строку летят.

Но вот игра ума и чувства
Меня захватывает вдруг.
И каждый звук я слышу чутко,
Как сердца собственного стук.

Во мне и радость, и тревога —
Осилен первый перевал…
Строка, что горная дорога:
Неверный камень – и обвал.

Но все кончается внезапно.
Стихи уходят, как пришли.

Мое перо застыло цаплей
Над тихой заводью души.

Так было и так будет,
Что каждый мой успех
Завистники осудят
Или почтут за грех.

Уж очень им неймется…
Но, злобе вопреки,
До моего колодца
Не долетят плевки.

Есть справедливость свыше.
И тот словесный чад
Читатель не услышит,
Пока стихи звучат.

Гром в небо ударил со зла,
И небо, как водится, в слезы.
Дырявая крыша березы
Опять надо мной протекла.

Как сотни серебряных гривен,
Тяжелые капли стучат.
Сердит неожиданный ливень,
Но я ему искренне рад.

От луж заблестела тропа.
И видно – на горизонте, —
Как травы купаются в солнце
И тянутся к солнцу хлеба.

Вдали еще сердится гром,
Видать, из последних усилий.
И свежесть такая кругом,
Как будто арбуз разломили.

Зеленый водопад плакучих ив
Беззвучно ниспадает в гуще сада.
Не от него ли так легка прохлада?
Не потому ли вечер так красив?