Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Было немало губительных троп,
были пожары, снаряды и пули…
Где-то остался мой старый окоп —
рыл я его в сорок первом, в июле.

Новую жизнь открывала главу,
детство и юность ушли без возврата…
С чёрной землёй отвалил я траву —
в жёлтом песке заскрипела лопата.

Плотный, тяжёлый и влажный песок…
Взмокла спина, но копал я упрямо.
Был небосвод небывало высок,
в нём серебрилась немецкая «рама», —

значит, недолго осталось уже
до артобстрела, до грозного боя, —
будут на смертном плясать рубеже
чёрное, красное и голубое…

Кто-то из нас доживёт до седин,
кто-то пройдёт по горящей Европе,
ну, а пока что – один на один —
с этой землёй остаёшься в окопе:

с тоненькой тучкою над головой,
с каждой росинкой, явившейся глазу,
с каждой былинкой, песчинкой, травой —
ты их такими не видел ни разу…

Богатырский узорчатый шлем
в облаках, как вершина Монблана.
Мой собор настороженно нем,
только мне это вовсе не странно:
он меня не узнал, старина,
в одночасье лет сорок промчалось.
У меня на висках седина,
он таит вековую усталость…
Дальний луч золотит купола,
шпиль иглы золотит по соседству,
и несёт золотая игла
мой кораблик из зрелости в детство.

Зарёю вздыбился рассвет
и мелодично, с колокольни,
поплыли звоны, словно кони,
неся над Родиной привет.
Привет из дальней старины,
где были разные проблемы,
но только не было дилеммы
развала собственной страны.
Там жили: праведное слово,
Пожарский, Невский и Ермак,
и было поле Куликово,
и был разбит извечный враг…
Стою. Сжимаю кулаки,
и звон, как стон, над всей Россией…
Капитализм. Дожди косые
и гордый город у реки.

Пахнет детством в чистом поле —
Мёдом, скошенной травой…
Тётя Оля, тётя Оля!
Вновь увижу ли живой?

Вряд ли ждёт меня картошка
На загнётке в чугуне,
И не вылезет в окошко
Друг в отцовском зипуне.

Нет в саду осеннем вишен,
Во дворе – курей, утят,
Петушиный крик не слышен,
Половицы не скрипят.

Половик, побитый молью,
В будке – пса протяжный вой…
В се́нях вижу тётю Олю
Постаревшей, но
Живой.

В небе над Ладогой вешний журавль.
Зарево. День на исходе.
В белые ночи войду, как корабль
В тихую гавань заходит.
Молча присяду у кромки воды
Возле заснувшего сада…
Белые ночи, Нева и сады —
Большего счастья не надо.

Я видел кинофильм одной страны,
которая почти не воевала,
которая смеялась, танцевала,
пока мы задыхались от войны.
Я видел кинофильм одной страны, —
чтоб как-то отразиться ей в эпохе,
она сегодня собирает крохи,
которые кидала в пасть войны.
Вот эпизод: откопана винтовка.
Вот эпизод: наклеена листовка,
вот на дорогу брошено бревно…
Похоже всё, отснято очень ловко,
всё вспомнено, раздуто, зачтено.
Я не хочу обидеть их народа,
но если всё припомнит мой народ,
то будет фильм длиной в четыре года,
где страшен правдой каждый эпизод!

Тишины сосновая округа.
Солнце ходит на могиле друга.
Подожгло рябинку, как свечу.
Третий год разлука и разлука…
Я привык. Я больше не кричу,
не зову. Поверил. Всё напрасно.
И душа смирилась и согласна.
И теперь я даже не хочу
вспоминать застолья и дороги,
повторять над ним его же строки, —
боль такая мне не по плечу.
Постою… как будто на пороге,
в горле ком солёный проглочу…

Мы поднялись в атаку на рассвете
Навстречу смертоносному огню.
Я ничего страшней не знал на свете
И до сих пор всё в памяти храню.

Снаряды рвались с грохотом и воем
То вдалеке, то будто бы во мне.
Казалось, что погибло всё живое
На этой трижды проклятой войне.

Кольнуло в бок, но я, крича подранком,
Вдруг осознал, что выстоять могу.
И побежал вперёд за грузным танком,
Обманывая пули на бегу…

Я вижу:
В детстве дорогом —
Мой дед кроит ножом горбушки,
И говорит,
Светясь лицом:
«Держите,
Дети,
Поцелушки!»

Мы бережно тот хлеб берём,
И истово к губам подносим…
Съедим и…
Снова хлеба просим…
И пахнет солнцем отчий дом.

А годы – словно санки с горок…
Ну, кто сказал, что мы стары?
Ведь нам всего чуть-чуть за сорок
От нашей свадебной поры.

Я вновь у памяти, как пленный,
О юных днях слагаю стих,
Когда казалась нам Вселенной
В ночи скамейка на двоих.

Опять я там, в таёжном мире,
Где повстречались две судьбы…
Где на любовь благословили
Нас «Красноярские столбы».

Там – годы юности благие…
Им век светиться, как огням.
И пусть живёт в нас ностальгия
По тем давно-давнишним дням.

С осенних туч на чёрном парашюте
Ночь опустилась к моему окну.
И я опять в объятьях тихой жути,
Опять у одиночества в плену.
Весь мир уснул – все от забот устали,
В безмолвии покой свой обрели.
Лишь я и ночь – вдвоём на пьедестале
Вращающейся медленно Земли.

Серьёзнейшие ражие карелы
Да в нафиксатуаренных усах.
Проборов свежевыбритые стрелы —
Чтобы на фото не попасть впросак.

А рядышком – ядрёные карелки,
Упруги, но нисколько не толсты.
И можно смело ставить по тарелке
Туда, куда прикидываешь ты.

Да ребятишек шаловливо-кротких
На корточки присевший прыткий строй:
Тебе – и мореплаватель, и плотник,
А хочешь – академик и герой.

Бокастые пятнистые коровы
Пожёвывают спелые холмы,
И я не знаю, от какой хворобы,
На том же месте подыхаем мы?!

До самых майских праздников не тая,
Вцепился снег в помятые поля…
И дело ль мне до Штатов и Китая?! —
Я размышлял по слякоти руля.

Кружится северная вьюга,
как саван безысходен снег.
Россия. Ночь. Медвежий угол.
И на исходе чёрный век.
Люблю простое – хлеб да сало,
морозный дух седой зимы.
Но что в наследство нам осталось?
И что ж другим оставим мы?
Как птахе – мне присуще пенье.
Так неужели после нас
останется лишь запустенье,
безликость лиц, угрюмость глаз?
И всё-таки зима не вечна!
Мы ждём рассвет. Мы ждём весну —
ведь снег, летящий мне навстречу,
даст жизнь грядущему зерну!