Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов 2

– Зачем ты напялила их на себя?
– Что?
– Мужские заботы.
– А кто, если не я?
– Мужчины,
пусть это будет кто-нибудь.
– Кто-нибудь где-нибудь как-нибудь!
Я
здесь
одна,
должна быть счастливой.
– Никому ты ничего не должна,
если любима.

Это утро не такое, как все —
в нём слишком много цемента.
Я пошёл пешком на работу,
едва проснувшиеся глаза домов
таращились одноцветно.
Этот день, как лицо, не загримировать,
ему не почистить зубы,
не намазать кремом от сухости,
причёсываю ногами уличную прядь,
плотский человек из плоскости.
День, одолжи мне вечер
до следующей зарплаты,
я ещё платёжеспособный —
сделаю из него немое кино двадцатых,
трогательное и нервное.
Надену на себя бар,
положу губы в стакан,
влезу во взгляд какой-нибудь женщины…
Мне приятна атмосфера такая –
примитивная и бесконечная.

Два года мы беспробудно пили кровь
друг другу,
и когда протрезвели,
я поняла, кто он такой,
он выпь ел из сна,
в котором я всё ещё торчала,
и я поняла, кто он такой,
насколько глубок.
Вы спросите, почему мы вдруг бросили пить?
Я отвечу:
рано или поздно все бросают
последний взгляд,
кости (в землю),
курить, слова,
камни в чужой огород,
друг друга.
И всё, что вы бросите,
уже никто не поймает,
если не подберёт,
уже никто не сможет
поймать от этого кайф,
даже я.

Однажды в зеркало посмотрев,
я не увидел отражения,
мне надо прийти в себя,
тук-тук.
– Здравствуйте, моё тело,
я вернулся,
здесь жил когда-то,
но вышел несвоевременно.
– У вас есть доказательства,
документы с фотографией,
свидетели вашей отлучки?
– Нет, я вышел в период атомного
распада отношений
с любимой… замки поменяла, сучка.
– Можете изложить на бумаге?
– Пожалуйста, вот письменное объяснение.
– Вы вышли один из себя?
– Нет, со мной ещё было моё терпение.

Два кресла,
два человека,
две беседы,
каждый говорит о своём,
и так целый день,
вот уже вечер,
усталость,
бра,
два человека
делят одну постель,
два диалога,
в уме
один секс,
но сколько бы им ни занимались,
он не умел говорить —
ему не хотелось врать.

Чувство моё велико,
сквозь глазниц трещины
вырывается за границы тела.
Каждого, кто сумеет любить сильнее меня,
я назову мужчиной
каждую, кто меня —
женщиной.

Не спрашивайте,
продолжительно ли оно,
в вазу черепа ни моего, ни вашего
невпихуемо,
как дитя, имя моё —
поступки, преступления, подвиги
выгуливает его безумие.

Стол сервирован ножами острот,
ложками желаний,
полным чувств хрусталём,
взгляды —
за что они так с нами?
Бесцеремонно,
даже когда мы вдвоём.

Художник взглядом нарисовал октябрь,
двор, мой дом, парадную
дверь,
зашёл ко мне в гости,
я был дома,
он рисовал дальше:
вечер,
ливень вина,
закусывали словами,
персиками, отобранными у девочки,
и тем, что высвечивала акварель Левитана
на других картинах,
вызвали женщин от Рубенса —
любящих любвеобильных,
затем он нарисовал
улицу, темь,
автомобили,
тени людей, их эскизы,
не умея рисовать
так, как он,
я всегда страдал от избытка
несъедобного, неудобного
сюрреализма.

Город липнет к ногам,
я ему:
– Хватит клеиться,
не видишь,
мне хочется побыть одному.
– Это всё отговорки,
ты просто хочешь уйти от себя,
но от себя не уйдешь,
можно лишь подождать,
вот —
у шоссе прекрасная остановка.
– Как это – себя подождать?
– К примеру,
нырнуть в кафе, в кофе,
в конце концов, в женщину.
– Это успокаивает как-то?
– Нет,
это заводит.

– В мире траурных свадеб и увенчанных похорон,
обесцененных жизней дорожащих смертей,
любишь ли ты, как я тебя ненавижу?
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто так.

– В мире сорванных кранов насилья и жадности,
упакованных чувств консервированных душ
ненавижу ли, как ты меня возненавидишь?
– Почему ты спрашиваешь?
– Есть факты.

– В мире мятых постелей, поверхностей бритых,
недочитанных книг, незаконченных дел
многие любови вспыхнули, чтобы их прое…
Ты теряешь меня.
– Мудак.

– Может, перекинемся в покер? —
предложил мне ненавязчиво кот,
сортируя колоду
и уже раздавая.
– Согласен, –
сел я рядом за стол,
у меня в бокале
закатом заливался коньяк
у него – валерьянка.
– Откроемся?
Две пары могли состояться,
если б не эта дама, –
положил он лицом на стол свои карты.
– Кот,
много ли у тебя было дам?
– Я помню всегда только последнюю,
она очень хотела котёнка,
но прописывать её в этой квартире,
где и так народу полно,
было стеснительно.
В общем, мы разбежались
через пятнадцать минут
после знакомства.
– Слишком молниеносно, —
я тоже собирался открыться,
но кот меня опередил:
– Думаю, ясно, кто выиграл,
я твою историю знаю:
похожая, и результат один,
с разницей, что у тебя на это
ушло пятнадцать собственных лет.

– Собака,
почему вы так злитесь?
– Меня бесят люди.
– Ну мало ли кто кого бесит,
я тоже ими не очень доволен.
– Забежала сегодня в зубной кабинет —
хотелось проверить клыки,
они мне:
«У вас денег хватит? —
Я по привычке в ответ зарычала:
С чего вы решили,
что я без копейки?
– По вашему внешнему виду
заметно:
живёте жизнью собачьей». —
Ну я и не выдержала —
хорошенько облаяла,
все злые,
а вы говорите,
отчего я такая.

Есть люди, которые общаются молча,
как будто индифферентны,
им так удобней, уютней
и не нужно
покупать домой лишнюю мебель
и утварь.

– Смотри какие симпатичные!
– Куколки!
Сколько в них страсти!
Ты только не робей, как в прошлый раз,
бубнить не надо,
понежнее,
романтическое что-нибудь им чеши,
тебе сегодня верхняя,
мне – нижняя,
пошли.

Она встала по обыкновению рано,
накинула на себя халат.
«Зачем я так рано поднялась?
Ещё лежать бы
и нежиться в хлопковых поцелуях сна».
Поставила чайник на огонь,
посмотрела в окно.
Там к ней тянули руки зелёные ветви лета.
Сквозь ванную прошла в коридор
к большому зеркалу,
распахнула объятия ткани.
Через капли воды на ресницах,
в отражение на неё посмотрела
изящная голая женщина.
«Прекрасна, неужели никто не хочет
любоваться этим, кроме меня?
Хочет, я уверена.
Почему же я сплю одна?»
Этот вопрос не давал ей покоя,
пока она глоток за глотком откусывала горячий кофе.
«Я сплю в одиночестве, я пью в одиночестве,
но с ним же не поцеловаться.
Одиночество, как оно славно прижилось,
пригрелось в моём пространстве
и начало уже постепенно занимать его,
диктовать свои условия,
навязывать свои привычки,
и, что самое страшное —
ревновать ко всем остальным.
Гнать его надо,
как можно скорее,
сегодня же, сейчас же».
Уже стоя в прихожей в лёгком летнем платье,
подправила она штрихи очарования перед зеркалом,
взяла под руку сумочку и открыла дверь в лето.