Макс Вието - Сотни лет ожидания

На грани срыва, за болью гнева,
Шаги к обрыву – под полог неба,
Стирая грани, сжимая звуки,
Сбиваясь в стаи, ломая руки,
Укрывшись в белом немом пожаре,
Ты не хотела.
Я знаю, знаю…

Шаманский танец под клавикорды
Давай, вальсируй, ведь я не гордый!
Я всё прощаю, я всё забуду,
Я угощаю, разбей посуду.
По снежной мути шагая к лету,
Давай не будем?
Но – нет ответа…

Далёкий гром,
Лишённый молний,
Там Зевс забылся в пустоте.
Олимп устал
И переполнен,
А боги молятся себе.
Высокий дым
Костров надежды,
Прозрачный, как намёк уйти.
Укор двоим,
Не жить, как прежде,
Пора искать свои пути…

Мириться поздно, бить напрасно:
Мишени превратились в лёд,
Смеяться глупо и опасно,
Нас смех до смерти
Доведёт.

Суровый взгляд
На то, что просто,
И восемь мнений у двоих,
Идти назад?
Начало тоста,
Но пир закончился без них…
Далёкий гром,
Как звон бокалов,
Безвкусный антураж. Тупик.
Сидим вдвоём,
Пора настала,
Немые проводы любви.

Каждый день
Всё как-то так:
Си-бемоль, прозрачный лак.
Кубики-минуты,
Ускользающие зря.
Жизнь идёт,
Короче говоря…
Ясен пень,
Иван-дурак,
В этом соль, попал впросак.
Пальцами сминаю
Из пружинок якоря.
Тонкий лёд.
Бумажные моря.

Боль
От усталости,
Преждевременной старости,
От великого
К малости,
Где
Рассыпана соль.
Поругаться?
Не хочется…
Утомляют пророчества.
И их авторы
Странные,
Говорящая моль.
Век
Засветился экранами,
Заслонился
Стаканами,
Удивился нерадостно
Подавился
Игрой.
Свет
Над рассветами пьяными,
Над раскрытыми ранами,
Ухмыляется
Пакостно,
Как рыбак над икрой.
Час
Приближается
К полночи.
Мысли, полные горечи,
Вероятно, целебные.
Густо крашены
Хной.

Присядь на вершине, достань свои спички
Бросай их одну за одной.
Сидеть над обрывом – дурная привычка,
А, впрочем… Тебе не впервой.
На камне холодном, покрытом узором,
Расписанном ранней весной,
Курить неуютно, но за разговором
Придётся. Одну за одной…

Сыграй на одной струне,
Каплями на волне…
Блюз для тех,
Кто остался в бездне,
Променяв свой успех на боль.
Может, лучше им так…
Интересней…
Значит, Бог и сатана
Сыграли сегодня в ноль.

Мы были знакомы, мы были открыты
Для странных ненужных побед.
Состарилось солнце, ослабли магниты,
Сгорел величавый корвет.
И снова на камне, покрытом узором,
Сидим, ни о чём говоря.
Молчащие горы… Над этим простором
Когда-то рождалась заря.

Ветер однажды становится смерчем,
Сминая скалы, как вату,
Зло совершенно, когда ты доверчив,
Добро – иногда предвзято.
Капли с шипением падают в воду,
Блики металла пронзая.
Мастер, с улыбкой играющий коду,
Он сам ничего не знает…

Мастер литья фигур
Из воска гитарных струн,
Сонный старик
С больными глазами
Вдруг
Становится юн.
Мастер шитья из нот,
Построив воздушный плот,
Падает в крик,
Вышивая часами
Круг
Из тысячи лун…

Ветер, однажды вселившийся в руки,
Мучает пальцы и нервы,
Он извлекает всё новые звуки,
Он заставляет быть первым.
Как тяжело удивляться рассвету,
Когда ты живёшь лишь ночью!
Упал медиатор потёртой монетой,
Теперь уже всё. И точка…

Ветер стирает песчаные дюны,
Перемещает фигуры…
Шахматы старого дона Хуана,
Ртутные столбики температуры.

Явные признаки, белые руны,
Вороны Одина в клетках.
В мёртвом тумане улыбки обмана,
Стрелки застыли на красных отметках.

Тень поражений, карты сражений,
Шулерский туз из кармана,
Книга боится своих откровений,
Сборник цитат параллельного мира.

Выкуп уплачен, а тир – обесточен,
Плачет мишень, словно рана.
Мир состоит из размазанных точек,
Соли морской и китового жира.

Рвётся там, где тонко, падает – где больно.
Уплывает джонка. Засыпает штольни.
Умирает Линкольн в театральной ложе.
У детишек свинка, и у взрослых – тоже…
Яркие картинки не размажь руками,
Как две половинки – в лужу сапогами.
Виноваты были? Прокляты навеки.
Стены, годы, стили, горы, воды, реки.
Перекаты мелки, радужные струи,
Как глаза у белки, как листва у туи.
Смотрим одиноко, вечеряем чаем,
Саурона око морщится в печали,
Сарумана руки, Гэндальфа ужимки,
Два кармана, брюки, маска невидимки.

Нулевая видимость. Туман.
Каша из обрывков и обломков.
Точка сигареты, как обман,
Капли о бетон стучат негромко.
Кто здесь делит целое на ноль,
Дышит в тишине аэродрома?
Точками-тире отправит боль.
Вкус дождя, табак, немного рома.
Сиротливо падает звезда
Через карты и охват радаров,
Не сюда, не в полночь, никогда…
В пелену слепых моих кошмаров.
Не боюсь признаться, что боюсь,
Трезвым не летал и не летаю.
Знаю, что однажды приземлюсь,
Если по дороге не растаю…
Нулевая видимость. Печаль.
Серый призрак нисходящих линий.
Убежать не можем, как ни жаль,
Веером сквозь рваный алюминий.

Не находка, не потеря, не причина по-другому
Жить.
Жаль – не водка, зря – не верю, надо просто по-простому
Выть.
Разорваться, затянуться, стать немного растворённым…
Чем?
Баловаться, окунуться, смерть спешит к заговорённым
В плен.
Канделябры декаданса, папиросы в длинном мундштуке,
Стол облезлый из пластмассы и наколка «Север» на руке.
Уважаешь?
Однозначно…
Не уважь такого чудака.
Понимаешь?
Смотрит мрачно.
Наливай, пока дрожит рука.
Сунь истерику подальше,
Пей за тех, кто в море и в гробу.
Вой истошный, но без фальши,
Дует ветер в длинную трубу.
А вокруг Иерихона
По пустыне бродит стадо коз,
Смерть шпионам!
Рай влюблённым…
Впереди опять
Исус Христос.

Представь себе то, о чём ты мечтал,
Куда ты стремился, что снилось…
Покрытая льдом дорога – кристалл:
Реальность вокруг изменилась.
Для старых идей нет места в душе,
Для новых – нет силы и права.
Летящий огонь, что застыл в вираже,
Сковавшая камень оправа.

Так много людей,
Так страшно идти
Скользящей тропой
В бесконечность,
Дорога-кристалл
Сияет в пути,
Даруя упавшему
Вечность…

Представь себе день, представь себе ночь,
Представь себе алые звёзды,
Холодную тень, унёсшую прочь
Горчащее слово «не поздно»…
Для солнца есть свет, для радости – Бог,
Для белых страниц есть чернила,
Построй перекрёсток из битвы дорог,
И брось свои кольца в горнило.