Михаил Армалинский - Чтоб знали! Избранное (сборник)

Многие противники абортов привычно обманывают себя и других, объявляя, что они, мол, возмущены умерщвлением жизни, зародившейся во чреве. Однако их не трогает, что в мире множество людей ежедневно умирают от голода, от истязаний и пыток, – уничтожение жизней вне чрева их не тревожит. Вся их энергия, а часто и вся их жизнь подозрительно направлена на спасение существования эмбриона, не знающего и не чувствующего жутких страданий внешнего мира, которым сплошь и рядом подвергаются люди. Весь этот камуфляж гуманизма они используют как метод, позволяющий им подвести душещипательную базу под своё сознательное или подсознательное стремление ущемить половую жизнь, которая многим, очевидно, приносит значительно больше радости, чем отчаянным борцам с абортами. Все сторонники запрещения абортов – это люди, в той или иной форме неудовлетворённые своей сексуальной жизнью. Они проецируют свою неудовлетворённость на аборт, который становится символом их неудачной сексуальной жизни и с которым они хотят расправиться, и, таким образом, изъять напоминания о своей ущербности.

Люди всегда вынуждены ставить пределы своей последовательности, ибо абсолютная последовательность неминуемо доводит до абсурда. И хотя само ограничение последовательности тоже является абсурдом, но он значительно меньшего порядка, чем тот, который возникает, когда последовательность упирается лбом в свой логический тупик. А если говорить нормальным языком, то борцы за запрещение аборта обосновывают свою борьбу желанием защитить жизнь от смерти. Однако утверждая, что жизнь начинается с момента оплодотворения клетки, они останавливаются на полпути. Жизнь существует и в сперме в виде сперматозоидов. Применение противозачаточных средств убивает эти организмы, эти жизни, что даёт основание для полного запрета противозачаточных средств. Так что можно сделать ещё один шаг в защите жизни – создать Общество по охране сперматозоидов. Одним из главных отделений этого общества непременно будет отделение по борьбе с онанизмом. Другим отделением будет борьба с оральным сексом, который будет интерпретироваться как каннибализм. С анальным сексом будет бороться отделение, приравнивающее его к зверскому уничтожению сперматозоидов в газовой камере. За анальный секс, естественно, будет полагаться смертная казнь, как в старые добрые времена маркиза де Сада.

Хорошо, что хоть удалось мне до тебя дозвониться и узнать, что наша переписка осуществляется наполовину, мои письма до тебя доходят, а твои – почти нет. Видно, мои письма для таможенной шушеры так неинтересны, что они пропускают их, а твои дела для них настолько захватывающи, что все твои письма они забирают себе в папочку и перечитывают своим друзьям за бутылкой водки. И о чём ты там таком интересном пишешь?

Ну, пока, главное, что ты здоров, а письма свои ты следующий раз посылай в бутылке, забросив её в Карповку. Вероятность того, что доплывут до меня, будет больше. О Карповка, река моя! Любил ли кто тебя, как я?!

Ну, будь.

Б.

Боренька!

Ты как-то сказал, что женщины расцветают с тобой. К сожаленью, на меня это правило не распространяется. Мои хорошие качества так и остались для тебя загадкой.

Мне искренне жаль твою бывшую жену, ведь это неимоверно тяжело – жить в чужой оболочке идеала, нарисованного тобой и только тобой. Поначалу она интуитивно, чисто по-бабьи, подыгрывала тебе, надеясь, что в один прекрасный день ты узнаешь и полюбишь её, а не образ.

Глупышка, она не видела, что ты не способен любить женщину такой, какой её сделал Бог и воспитали родители. Со мной ты делал то же самое, только я отказалась от этой роли.

Что самое интересное, так это то, что ты хочешь быть любим таким, какой ты есть на самом деле, и для этого лезешь из кожи вон. Какая несправедливость! Боря, ты можешь заниматься любовью, а любить по-настоящему (вздохи на скамейке – это не любовь) ты просто не умеешь. В этом и заключается твоя инфантильность.

Я не берусь выставлять себя как эксперта по любви. Мне всегда казалось, что любить нелегко, что над любовью надо постоянно работать. Уважение, стремление познать другого (ибо познать даже самого себя невозможно), забота и ответственность – вот составные части моей любви. А что мы знаем друг о друге? Ведь я тебе не напрасно не рассказала о своей дочке, которую зверски отобрал у меня муж. Не почувствовала я в тебе человеческого тепла, которое располагает и помогает довериться. А удовлетворять твое обывательское любопытство мне было чуждо и противно.

Мой вывод: я предлагаю тебе дружбу выше талии, если такое укладывается в твои понятия.

Всего тебе самого-самого доброго.

Целую.

3 .

Зюзю, дорогуша! С кем поживаешь? Хорошо ли прожёвываешь?

Получил твоё письмо, которое прозвучало как уморительное обвинительное заключение мне, бяке.

А ведь осмелилась ты на это письмецо не иначе как из-за того, что подыскала себе резерв. Потому ты и рассказала мне наконец о своей дочке именно теперь, когда твоё доверие ко мне находится, казалось бы, на минимальном уровне. С чего бы это? Раньше, в пылу любви, молчала, а теперь, во гневе, – решилась? А рассказала ты потому, что тебе теперь терять со мной нечего, поскольку женитьбенные планы со мной не выполнились. А вначале ты просто боялась меня спугнуть своей бурной биографией и поэтому помалкивала на всякий случай. Так что давай не будем хитрить – бери с меня, осуждённого, пример в нежелании тебе лгать.

Вот ты и вернулась домой, усталая, но довольная. Или полная сил и недовольная? Нет, надеюсь, что ты сыскала свою судьбу. Или судьбину? Короче, поздравляю с мужиком. Или со стариком? Отпраздновала мудовый месяц? Или месяц с мудаком?

Так или иначе, моё приглашение навестить меня остаётся в силе и по обе стороны талии, которую ты обозначила чуть ли не как границу СССР, перейти которую невозможно. Но ничего, я как-нибудь прошмыгну. Нам обоим на радость.

Жду подробных отчётов о твоих эротических успехах, утехах и потехах. Братский привет моему(им) сменщику(ам).

Целую тебя одновременно с ублажающим тебя в настоящий момент счастливцем. Уверен, что ты уже об этом фантазировала. А мы с тобой всегда сказку можем сделать былью.

Пиши и не забывай друга, у коего страсть упруга, —

Бориса

Дорогая Марийка!

Нет, что-то нацменовское получается. Начну снова.

Дорогая Мария! (Так вроде получше.)

Как Вы поживаете? Улетели Вы, и поминай как звали. Вот я и поминаю.

«Тут у нас сложилось мнение», что Вы уехали с некоей затаённой обидой на меня. Если это действительно так, то это ошеломляюще несправедливо. Видит Бог (да и Вы видели бы, коли у Вас глаза не были закрыты от наслаждения), что я Вас ублажить пытался. И попытки мои вовсе не были пыткой, а я бы даже сказал, совсем наоборот. Вы сами были тому громогласным подтверждением. Так что сделайте милость, сообщите мне письменно или устно, что я неправ, что Вы не гневаетесь на меня за невесть какие проступки.