Ефим Ховив - Городской романс

О его приезде знали только несколько человек. Андрей Дмитриевич вместе с Еленой Георгиевной Боннэр и Галиной Васильевной Старовойтовой накануне выехали на заседание межрегиональной депутатской группы в тогдашний Свердловск. Там же собрался и активизировавшийся Объединенный фронт трудящихся. Можно представить себе, какими уставшими приехали гости из Свердловска. Но машина привезла их сразу на митинг. А после митинга, по просьбе челябинцев, А. Д. Сахаров и Г. В. Старовойтова провели встречу в бывшем Доме политпросвещения. Несмотря на то, что о встрече никого дополнительно не оповещали, в актовом зале к объявленному часу не было свободных мест…

Спустя три недели, выступая перед лионскими учеными во Франции, Андрей Дмитриевич начал свою лекцию с рассказа о том, что он чувствовал, когда стоял у разверстой братской могилы на Золотой горе, и какие слова сказал о той страшной опасности, которую таит для человечества тоталитаризм.

Память нельзя остановить. Такие мысли приходят каждый раз, когда стоишь у братской могилы. Тяжелый красный гранит, установленный на Золотой горе, не бездушен. К нему идут люди, чтобы поговорить со своими погибшими в неволе родителями, идут, чтобы излить боль, чтобы побыть здесь вместе с внуками и правнуками. Чтобы передать им свою память…

Место здесь печальное, но благодаря людскому причащению здесь сегодня стало больше чистого и светлого. На Золотой горе удивительные закаты, очень тихо и зимой, и летом. Но только осень с яркой позолотой или нитяными дождями удивительно точно совпадает с людскими переживаниями. Оттого и наши сентябрьские митинги всегда многолюдны. Но не пустует Гора и в обычные дни, всякий раз у памятника кого-нибудь да и встретишь. Приходят семьями, молодожены оставляют у памятника живые цветы. Такое ощущение, что у Горы началась новая судьба.

Люди постарше помнят расположенные почти в центре города знаменитые Кир-сараи. Они занимали площадь от теплотехнического института (тогда его еще не было) до кожзавода в глубину и от улицы Каслинской до Миасса в ширину. Застроены были Кир-сараи в основном развалюхами и полуземлянками, хотя встречались и вполне приличные дома. Но эти немногочисленные приличные терялись в в общей массе развалюх и общее впечатление от этого массива было весьма неприглядным. Так как на ЧМЗ довольно часто приезжали зарубежные гости, а путь их лежал в непосредственной близости от Кир-сараев, то решили загородить эту клоаку от посторонних глаз пятиэтажками. Просветы между зданиями все-таки остались. Говорят — проезжали наши чешские друзья, и вот один из гостей спросил: «Что это за постройки, там, за домами?» — и один из отцов города не нашел ничего лучшего, как ответить: «Это конюшни и свинарники». Тогда гость с сарказмом заметил: «Вот это прогресс! У русских даже свиньи телевизор смотрят!» В Кир-сараях, ближе к Каслинской улице, располагалась знаменитая «миргородская» лужа, заросшая осокой и никогда не пересыхавшая. Я хорошо знал Кир-сараи, так как был женат на кирсарайской и больше года проживал там, учась в институте. В нашей ограде располагались довольно приличный дом деда и бабки жены, пониже — тещин и полуземлянка дяди Андрея (брата бабки). К этой полуземлянке привалилась такая же полуземлянка горбатого соседа. Улочки в Кир-сараях были узенькими и извилистыми. Шутили, что пни зимой какое-нибудь дырявое ведро ногой и услышишь вопль: «Ты что безобразничаешь? Зачем дымовую трубу сшиб?!» Но зато на таких улочках тебя оглоблей не угостят — размаха не будет. Население Кир-сараев было криминогенное на сорок процентов, пьяное и бесшабашное. Жили здесь такие воры, как Толя Мазя и его брат Мишка Мазенюк, Братья Полозковы («Полозята»), Коля Червонец, Вася Красюк; жили и спекулянты, и скупщики краденого, и самогонщики. Но в самих Кир-сараях воры и бандиты не шалили. Мне часто приходилось пробираться к тещиному дому довольно поздно, и ни разу я не сталкивался с гоп-стопниками (грабителями). Участковый милиционер занимал нейтралитет — он никого не трогал и его не трогали. Жили в Кир-сараях весело. Представьте себе деревню, вдруг откуда-то взявшуюся посреди города! Здесь можно было услышать гармошку и залихватские частушки, не всегда цензурные, многие держали голубей, а на берегу Миасса картежники самозабвенно «шпилились под интерес» (играли на деньги) в карты. Вот одна деталь из моей свадьбы — у забора, со стороны дворика, на табурет была поставлена бочка с брагой, а рядом на гвоздике висел ковшик. Бочка была прикрыта чистой простыней от многочисленной мухоты. А так как заборчик достигал человеку до груди, каждый проходивший мимо видел бочку. Протягивал руку, снимал ковш, наполнял его брагой, выпивал, громко поздравлял молодых и шел восвояси. Ближайшие соседи, да и просто забулдыги, делали по нескольку заходов и в конце концов не вязали лыка. Был на свадьбе и свой, местный гармонист.

Теперь на месте Кир-сараев вполне современный микрорайон, с высокими красивыми зданиями, благоустроенными квартирами, засыпана лужа, исчезли мухи — и это хорошо! Но немного грустно — так ли вы дружны и веселы? Нет у вас таких тесных контактов, некоторые не знают даже своих соседей по площадке, разобщены. Духовная разобщенность приводит к озлоблению и равнодушию. И это минус современной действительности…

Веселый ли город наш Челябинск?

— Как вы можете сомневаться? — даже обиделись сотрудники центра историко-культурного наследия города и подготовили специальный доклад «260 лет челябинскому юмору».

Но «Городской романс» — книга современная, и мы не станем углубляться в историю вопроса. Тем более, что веселый жанр особенно расцвел за последние 18 лет, когда в Челябинске появился свой, ставший уже традиционным фестиваль юмора и сатиры.

Челябинский ФЛЮС даже занесен в Международный Календарь Веселых Фестивалей и Карнавалов в Габрово.

Итак, Челябинцы шутят…

За городом мы разделись, сложили одежду в машину и вошли в воду. Шофер медленно поехал вдоль реки. А мы поплыли вниз по течению. Черепицын плыл на спине. Я на левом боку. Так мне были хорошо видны погрузившиеся в воду тело начальника и объекты на берегу. Проплыв несколько десятков метров, мы почувствовали запах каленого железа и заметили, что вода в реке несколько порыжела.

— Металлургический? — спросил Черепицын, скосив глаз на прибившегося к его боку пескаря. Я кивнул головой и тоже посмотрел на пескаря, который, как и мой начальник, плыл кверху брюхом.