Ефим Ховив - Городской романс

Кто там хлопочет: мол, поэты
ничуть не краше дикарей? —
Они впотьмах идут по свету
и умирают поскорей!

Ведь всем дороже злак насущный
пророка жилки на виске. —
И вертоградарь рубит кущи,
крепя вертеп, доска к доске.

Мы любовью с тобой обрастаем, как кроны
тополей на апрельском недружном ветру.
Все алмазы со мной, над тобою — корона;
вечно буду с тобой, никогда не умру!

Посмотри, как нас радостно любят и жадно:
собираются люди со всех-то широт!
Зарядят, заласкают, зальют виноградом,
оранжадом, крюшоном сердечных щедрот.

От павлина пера до порфирных каменьев,
все сокровища мысли, музык торжество
помещаются в нашем ледняцком именьи,
в райской хижине — там, где душа — божество.

Потекла между рук,
между мук
моя главная песня.
Задержался таинственный звук,
одинокий и бесполезный.
Зацепился хрустальным зрачком
за
Уральские горы…
Там жужжащим волчком
мой промышленный город.

Среди домен, дымов и домов,
через рокот турбины
зафиксировал в пене снегов
горсть рябины…
гроздь рябины…
грусть рябины…

Вышла замуж верная жена
павшего за Родину солдата.
И невосполнимого звена
незаметна горькая утрата.

Именем солдатским назвала
сына,
нарожала дочек…
Памяти горючая зола
ей не выела живые очи.

И на ней не оборвался род.
Худо-бедно жизнь бурлит, ликует…
И войны не знающий народ,
поминая павших,
каждый год
в День Победы
водку пьет.
Тоскует.

Мы,
приспособившиеся жить в темноте,
притерпевшиеся к неудачам,
машинально
без надежд
долбящие лбами стену,
замерли,
разглядев
на темном граните
черную паутину трещин —
неужели она поддалась?!
Что там за нею, проклятой?!
Божественной истины свет?
Взбесившаяся стихия?
Или другая стена?

Тает время. Уходят года.
Даль прозрачна.
Тепло и знакомо
пахнет поле. Сверкает солома.
Паутиной блестят провода.

Дружно вспыхнули плети ботвы.
Хлынул дым. Поднялась из-под спуда
память мая и первой листвы.
Эти лица и звуки — откуда?

Этот смех… словно не было лет.
Эта боль… словно праздником встречи
вновь для дружбы и счастья согрет.
Покачнись — и почувствуешь плечи

закадычного друга… того,
той, чей след в облаках потерялся.
Дунул ветер. Огонь заметался.
Дым рассеялся — нет никого.

И ближнего не сотри во прах,
И дальнего не зови…
Мир держится не на трех китах
Может быть, на любви?

Но чей-то локоть дырявит бок,
Выталкивает толпа,
И ты неловок и одинок,
И вера твоя слепа…

Когда и любить не хватает сил,
И мудрость уже слаба —
Дарует то, что и не просил,
Надежда, а не судьба.

А где моя трава?
Моя трава
В начале.
Начальные слова,
Лишенные печали.
И в жажде красоты —
И сторож не заметил —
Украдкой рву цветы
В послевоенном лете.
И солнца легкий звон
Над перепутьем мая.
И я бегу на зов,
Судьбы не понимая.

Года… года… года…
И сеяла,
И жала,
А все иду туда,
Куда не добежала.

Любо и недорого —
Пара крепких рук:
Мужики из города
Убирают лук.

Дождь косой и сетчатый
Не поднять лица.
Ах ты злой да репчатый
Не видать конца.

Луковое полюшко —
Заготовка впрок,
Луковое горюшко —
Не поднять сапог.

Мужики не ведают
Про напрасный труд.
Сядут — пообедают,
Небо поклянут.

Злые и серьезные…
Ах вы, мужичье!
Все вокруг колхозное,
Все вокруг ничье.

— Будешь тише воды,
будешь ниже травы:
ни один волосок
не падет с головы.

Как же я позабыл
этот добрый совет?
Жил и воду мутил
столько зим,
столько лет?

Все пытался подняться
повыше травы…
И дела не видны,
и слова не правы.

Ничего не сберег,
никого не согрел…
Но в воде не утоп
и в огне не сгорел.

Огляделся вокруг:
ни покрышки, ни дна.
Вот и время пришло
расплатиться сполна.

И за то, что вода,
как трава, зелена,
и за лишний глоток
все того же вина.

И за лишний привал,
и за лишний кусок,
и за годы, ушедшие
в мертвый песок…

Ну а если в трудах
не сносить головы:
буду тише воды,
буду ниже травы.

В плену хрустального излома
ликует муха.
Давно ушла любовь из дома.
И тихо,
глухо.

Здесь каждый вечер без причины
за стол садятся
тень женщины
и тень мужчины,
как будто снятся.

Ребенок прыгает теперь
цветной, как мячик…
А ночью в доме плачет дверь.
И ставни плачут.

Неодолим манящий запах
Душистой хвои и ухи.
Гуляют здесь на желтых лапах
С луженым горлом петухи.

В речушке — шустрые гольяны,
На грядках — репа и пырей.
И три зарода на поляне,
Как шлемы трех богатырей.

Мы с тобой гуляли по тропинке.
Искрами — росинки там и тут.
Знаешь, говорят, что ты — картинка,
Я же — неоконченный этюд.

Вечер. Тихо. Узкая тропинка.
Спит луна на горке под кустом.
И идет прекрасная картинка
Рядом с неоконченным холстом.

Май прокатился в грозах, в громах,
Окрасил кружево берез
И зелень нежную черемух
Снегами белыми обнес.
Где пруд и старая плотина,
Клубится снег под ветерком,
И ранний выводок утиный
Плывет, осыпанный снежком.
Похолодало — оттого ли
Вовсю черемуха цветет,
Или весне последний холод
Она подносит на уход?
От буйных зарослей по свету
Струится запах за версту.
Невестой завтрашнего лета
Стоит черемуха в цвету.

Сухой невянущий цветок,
Степная иммортель!
Не погубил тебя песок,
Не замела метель.
Как солнца золотистый блик,
Ты горсткой огоньков
Так неожиданно возник
Над белизной снегов.
Оставив хрусткую лыжню,
Шагаю к хрупкому огню:
Гори, не греющий ладонь,
Застывший солнечный огонь!